Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

На Западе одни, особенно миссионеры, видели в тайпинах основателей нового, христианского Китая. Другие не доверяли им как непредсказуемой силе хаоса и встали на сторону больной династии Цин. В Китае на память о движении сначала наложили своеобразное табу на десятилетия. Выжившие проигравшие избегали называть себя бывшими сторонниками тайпинов, а победители жили в (оправданной) уверенности, что они полностью уничтожили движение. Свидетельств того, что Китай был надолго травмирован эпизодом с тайпинами с его радикальными программами и массовыми убийствами, на удивление мало. Революционный лидер Сунь Ятсен иногда упоминал о тайпинах, но именно партийно-коммунистическая историография вернула их в официозную картину истории страны, изображая это восстание как акт антифеодальной и антиимпериалистической борьбы обнищавшего крестьянства. Сегодня в Китае отказываются от такой интерпретации. Столь же односторонней и устаревшей является и зеркально симметричная интерпретация эпохи холодной войны, которая рассматривает тайпинов как раннее «тоталитарное» движение.

С точки зрения глобальной истории интерес представляют четыре момента.

Во-первых, движение тайпинов отличалось от всех предыдущих народных движений в истории Китая тем, что оно черпало вдохновение с Запада. Даже притом, что синкретическое мировоззрение движения включало в себя множество других элементов, без присутствия европейских и американских миссионеров и их первых китайских питомцев-неофитов на юге Китая революция не приняла бы такой формы. В середине века правители и культурная элита Китая еще почти ничего не знали о христианстве. Поэтому мир идей тайпинов был для них совершенно чужим, а особая амальгама китайских народных религий, конфуцианства и евангелического протестантизма – непонятной. Кроме того, экономический кризис на юго-западе Китая, который привел в движение многих его приверженцев, стал отчасти результатом постепенного открытия Китая для неконтролируемой внешней торговли с 1842 года. Опиум и сдавливание китайской экономики импортом привели к социальным потрясениям, которые способствовали возникновению революционной ситуации. Революция тайпинов была в том числе, хотя отнюдь не исключительно, явлением глобализации.

Во-вторых, очевидны параллели между восстанием тайпинов и движениями религиозного пробуждения в других частях мира. В то же время ранняя милитаризация и военный успех движения, а также его отнюдь не мирская цель – свержение правящего политического порядка – были уникальными. Движение тайпинов вдохновлялось харизмой лидера, но оно не было мессианской сектой, ожидавшей спасения последних времен. Следуя китайской традиции, тайпины ориентировались на внутренний мир.

В-третьих, в программном плане тайпинское восстание и европейские революции имели мало общего. Идея о том, что династия может из‑за неудач лишиться своего «небесного мандата», пришла не из западных источников, а была общеизвестна в древнекитайском государственном мышлении. В то время в Китае никто не думал о правах человека и гражданина, о защите частной собственности, народном суверенитете, разделении властей и о конституциях. Однако даже внутри тайпинского движения были сформулированы планы инфраструктурной и экономической модернизации Китая. Главным их поборником выступал Хун Жэньань («Князь щита», фактически своего рода канцлер тайпинского Тяньго), двоюродный брат Хун Сюцюаня: он получил образование у миссионеров в Гонконге и был знаком с Западом. Хун Жэньань представлял себе христианский Китай как часть мирового сообщества и тем самым намного опередил большинство официальных представителей китайского государства, которые в то время все еще придерживались образа уникальной и превосходящей всех «Поднебесной империи». Хун уже хотел ввести железные дороги, паровое судоходство, почтовую систему, патентную защиту, а также банки и страхование по западному образцу, подразумевая при этом, чтобы это было реализовано не только государством, поощряя участие частных граждан («состоятельных людей, интересующихся общественными делами»)[730]. Эта программа отвечала нуждам Китая. Как и европейские революции, она ориентировалась на будущее, за пределы старых порядков.

В-четвертых, подавление восстания тайпинов не вызвало волны беженцев, сравнимой по масштабам с Европой после 1848–1849 годов. Куда бы могли бежать китайцы? Есть, однако, некоторые следы, указывающие в основном на Юго-Восточную Азию, и среди тех, кто попал за границу через зарождающуюся торговлю кули, наверняка были и те, кто, будучи бывшими революционерами, больше не чувствовал себя в безопасности дома. Однако революция тайпинов не была экспортирована, и ее ветераны не перенесли свои цели в другую среду.

Великое восстание в Индии