Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Из политической теории – по крайней мере, европейской – в XIX веке исчезли идеи сильного государства. В раннее Новое время ведущие теоретики размышляли о максимально возможном укреплении государства, особенно монархического. Сильное государство считалось желанной и достойной целью; от него ожидали, что оно обуздает анархические частные интересы, ликвидирует суверенные анклавы и будет целеустремленно обеспечивать общественное благо. В XVIII веке добавились новые оправдания абсолютной власти, дополненные учениями о хорошем правлении просвещенного монарха и его бескорыстных чиновников: это были камералистика и полицейская наука, важные фазы государственного строительства. В то же самое время подобное происходило и в Китае, в политической культуре которого централизм и децентрализация конфликтовали между собой в течение двух тысяч лет. В XVIII веке старая традиция учения об управлении переживала новую кульминацию. Три великих императора династии Цин, правившие друг за другом с 1664 по 1796 год, были активными самодержцами, которые нисколько не уступали в энергии и компетентности Фридриху II Прусскому и Иосифу II Австрийскому. Они расширяли границы своей роли императора и при этом непрерывно искали способы обеспечить и повысить эффективность чиновничьего аппарата. Китайское государство оставляло пространства для маневра, оно ни в коем случае не являлось «тоталитарным» Левиафаном, как периодически описывает его старая синология, но все же либеральность и, прежде всего, признание ниш для рыночной экономики возникали не в силу институционных ограничений власти, а благодаря милостивому великодушию максимально сильного автократа.

В XIX веке учения о сильном государстве из общественных дискуссий исчезли. Даже режим Наполеона, прекрасно умевший пользоваться пропагандой, не представлял себя открыто и сознательно в качестве модерной командной системы. Либерализм, стремящийся определить «границы деятельности государства» (Вильгельм фон Гумбольдт, 1792), являлся превалирующей позицией как минимум до последней четверти XIX века. Даже консерваторы не выступали открыто в качестве защитников неоабсолютистского правления сверху, а подавали себя скорее как ностальгирующие сторонники сословной романтики, благоприятствующей дворянству. Социалисты и анархисты, между которыми в этом отношении долго отсутствовали фундаментальные различия, мало думали о государстве, ведь после устранения капиталистического общественного строя революция должна была создать царство свободы.