Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура

Гуманизм, который стал побудительным мотивом для первых основателей агитационных союзов против рабства в 1780‑х годах, брал свое начало не столько от высокой философии эпохи, сколько из двух иных источников: во-первых, из обновленной идеи христианского братства у некоторых маргинальных представителей традиционной религии; во-вторых, из нового патриотизма, который хотел видеть превосходство собственной нации не только в экономических достижениях и военной мощи, но и в ее способности стать для мира ориентиром в нравственном и правовом отношении. Этот христианско-патриотический гуманизм являлся британской отличительной чертой. Скорее в качестве идеи, а не четко сформулированного учения, поначалу он стал движущей силой для немногих активистов, среди которых уже тогда было несколько бывших чернокожих рабов, например Олауда Эквиано (1745–1797)[641]. Но уже вскоре он вызвал большой резонанс в кругах британской общественности, которая с появлением движения против рабства перешла на новый уровень развития. Аболиционизм стал лозунгом, в эпоху кульминации движения собиравшим вокруг себя сотни тысяч участников мирных внепарламентских акций. В рамках политической системы, в которой суверенный парламент еще прочно удерживала в своих руках небольшая группа олигархов, аболиционисты собирали средства для поддержки бежавших рабов, посещали массовые мероприятия, на которых сообщалось об ужасах атлантических корабельных перевозок рабов и об условиях на карибских плантациях, подписывали петиции, адресованные законодателям в Вестминстере. С помощью бойкота товаров, например карибского сахара, они добивались материального давления на интересы рабовладения. В этих обстоятельствах члены обеих палат парламента, которые в ходе подробных слушаний получили информацию о деталях работорговли, в марте 1807 года проголосовали за запрет работорговли на кораблях под британским флагом начиная с 1 января 1808‑го. Близко к такому решению подошли уже в 1792 году, со второй попытки его удалось принять. Поэт Сэмюэл Тейлор Кольридж высказал то, что думали многие: завоевания Александра и Наполеона меркнут перед триумфальной победой над работорговлей[642].

Исследователи едины в том, что такое впечатляющее разрушение имперского института, инициатива которого исходила из центра одной из крупнейших рабовладельческих систем, нельзя объяснить только экономическими резонами и причинами[643]. Приводимая в движение рабами плантационная экономика к концу XVIII века достигла максимума своей производительности и рентабельности, отдельные собственники накопили огромные богатства, и с точки зрения национальной экономики также ничто не говорило о необходимости изменений в практиках господства. Мнение (которое высказывал, к примеру, Адам Смит), что свободный труд более производителен, чем подневольный, отнюдь не преобладало среди британских экономистов. Решающими стали идейные мотивы, которыми удавалось увлечь достаточное количество членов политической элиты – в тех случаях, когда они не представляли экономические интересы, непосредственно связанные с Вест-Индией. В общей перспективе эти мотивы стали идеологическим ответом Великобритании на Французскую революцию и Наполеона.

Французская революция, главным образом в своей начальной фазе, до террора, написала на своих знаменах принцип универсальной человечности, убедительным ответом на который не могло стать простое подтверждение частных национальных интересов. Декларации прав человека и гражданина можно было противопоставить только защитные консервативные идеологии – если, конечно, не создать собственное поле наднационального универсализма. Таким полем являлось рабство. Революционное Национальное собрание в Париже, в котором, сходно с британским парламентом, интересы плантаторов обладали существенным весом, действовало в этой сфере медлительно и непоследовательно. И хотя Конвент в 1794 году наконец объявил рабство во всех французских владениях незаконным и распространил гражданство на все мужское население во Франции и в колониях без различия цвета кожи, первый консул Наполеон Бонапарт в 1802 году снова узаконил рабство и работорговлю. Так Франция на протяжении нескольких лет потеряла идейное лидерство в этой сфере и снова вернулась к своекорыстным привычкам Старого порядка. В период до решения парламента в 1807 году, на пике борьбы с Наполеоном патриотическая общественность Великобритании перехватила идеологическую инициативу. Она могла при этом ссылаться на тот факт, что ни в одной стране мира, будь они монархической или республиканской природы, нет более надежных институционных гарантий против произвола во власти, чем в Соединенном Королевстве. Требовалось лишь распространить эти гарантии на колонии.