На совете у Владислава разгорелся жаркий спор о штурме. Затем он перерос в обвинение Ходкевича в том, что он не обеспечил сохранение в тайне время начала штурма. Комиссары же напомнили королевичу о сроках, отведённых сенатом на ведение войны, и о том, что её нужно закончить заключением мира с русскими.
– Это условие сената! – сказал и Собеский. – И его надо выполнять! Штурмом Москву не взять!
Целый месяц ушёл на череду согласований с обеих сторон, поляков и русских, о начале переговоров, чтобы заключить мир.
Ходкевич же, взвинченный неудачами и обвинениями в свой адрес, отдал распоряжение Сагайдачному опустошить окрестности Москвы, чтобы вынудить московские власти пойти на уступки, начать скорее переговоры о заключении мира. Торопило время: неумолимо приближалась зима, суровая русская зима.
Наконец, без него, Ходкевича, сенаторы-комиссары договорились на встречу с боярскими доверенными на речке Пресне.
– Здесь, под стенами столицы, переговоры пойдут живее! – желчно высказался об этом и Владислав.
Подошёл ноябрь месяц. Первого ноября, на день Козьмы и Демьяна, Фёдор Иванович Шереметев выехал со двора на аргамаке и шагом, в сопровождении вооружённых холопов, направился в сторону Никольских ворот, к Неглинке.
Когда он подъехал к Никольским воротам, то увидел там уже ожидавших его Данилу Мезецкого и Артемия Измайлова. Те были тоже со своими холопами.
Они поздоровались.
– А где Болотников? – спросил Фёдор Иванович Мезецкого.
– Вон едет! – показал Измайлов в сторону Занеглименья.
Там, на плохонькой лошадке, трясся думный дьяк Иван Болотников.
Подъехав к Шереметеву, он извинился за опоздание.
Но Шереметев на этот раз успокоился быстро. Они выехали за стены Белого города, пересекли Земляной город. Подъехав к крепостным воротам Земляного города, остановилась. Здесь их ждали две тысячи конных боярских детей и стрельцов. Это была их охрана на время переговоров.
Ворота под деревянной башней были закрыты. На башне же, из амбразур, торчали жерла пушек. Они смотрели туда: в сторону речки Пресни, где намечены были переговоры.
Там же, на берегах речки, сквозь осенний голый лес, были видны всадники. Они явились большой массой и тоже были настороже. Не менее полутысячи, вооружённые, в доспехах, мелькали между кустами… А вон держатся кучкой сенаторы, те, кому власть дана решать вопросы войны и мира.
К Шереметеву подъехал воевода, командовавший полком охраны.
– Фёдор Иванович, заложниками обменялись! Какие будут ещё указания насчёт охраны?
– Да как обычно, – пробурчал Шереметев. – Выполняй….
Тронув коня, он выехал за ворота Земляного города. За ним последовала его делегация, боевые холопы, а следом и воевода.
Уже выпал снег, покрыл тонким слоем землю и кусты.
Вот ближе, ещё ближе подъехали они… Остановились.
С польской стороны к реке подъехала группа всадников. Они остановились тоже.
Фёдор Иванович, помня наказ Боярской думы не раздражать поляков, первым поклонился польским переговорщикам.
Мезецкий и Шереметев сразу узнали Льва Сапегу, канцлера. Остальных они не знали. То были новые для них лица.
Поляки, сенаторы, поклонились в ответ русским.
– Господа! – обратился Сапега к ним. – Предлагаю сойти с коней и начать переговоры. Вот здесь, на берегу этой чудесной речки!
Жестом показал он на унылые, запорошенные снегом берега Пресни, по которой несло шугу. А от воды, с тёмным металлическим блеском, тянуло холодом, каким от века было отношение поляков и русских…
– Лев Иванович, спасибо за предложение, – ответил Шереметев. – Но нам удобнее вести переговоры так: сидя верхом…
Он помолчал, пока Сапега перевёл это своим.
Заметив, что противоположная сторона поняла его и, судя по лицам, те согласились с этим, он, распрямившись в седле, продолжил дальше.
– От государя и великого князя Михаила Фёдоровича мы, боярин Фёдор Шереметев, окольничии Данило Мезецкий и Артемий Измайлов, дьяк Иван Болотников и писарь Сумов, прибыли по воле царя и великого князя Михаила для переговоров о мире!
Он сделал паузу, давая возможность перевести сказанное толмачу, вступившему в дело.
– Но господа! – повысил он голос, когда толмач перевёл. – Если будете называть Владислава московским царём, то переговоры немедленно прекратятся!
Заметив, как Сапега, старый и упорный недруг Москвы, непроизвольно дернул рукой, словно хотел возразить на это или возмутиться, Фёдор Иванович замолчал.
Выждав и видя, что канцлер опустил руку и вроде бы доброжелательно улыбнулся, Фёдор Иванович продолжил:
– Каково бы ни было избрание его на престол, но мы о нём давно уже забыли! Вручив скипетр царю Михаилу, мы не отступимся от него, хотя бы то стоило нам потери жизни и имущества! Впрочем, мы не жаждем мира и находимся здесь потому только, что вы первые домогались его!
Он не закончил речь, хотя и остановился на мгновение.