Преодоление

– Лев Иванович, знаем мы о положении в Польше! И с казной знаем, и с турками!.. Близка, близка война с турками! Вот-вот грянет! Не потянете вы войны против двоих-то! Тонка кишка! – язвительно усмехнулся он. – И некуда вам деваться-то! Как только заключать с нами мир!.. И нечего грозиться! Ничего вы уже не сможете сделать!..

Подошла середина ноября. Замела метель, поземка. Что ни день – метет, крутит. Идёт снег, мороз. И уже близко маячила декабрьская стужа.

Войско же королевича по-прежнему стояло лагерем в открытом поле. Участились побеги жолнеров, наёмников.

В шатре у королевича что ни день, то совещания. На этих совещаниях комиссары столкнулись с противодействием Владислава и Ходкевича. Им же, комиссарам, снова напомнили из Варшавы, из сейма, чтобы скорее заканчивали войну с Московией мирным договором. Но ни Ходкевич, ни Владислав на это не соглашались.

На одном из таких совещаний Ходкевич после перепалки с Сапегой и Собеским заявил им, комиссарам:

– Панове, на носу зима! Суровая русская зима! Морозы! Предлагаю для спасения армии не отходить от Москвы! Расположить войска по квартирам вокруг Москвы! В Варшаву же срочно отправить от вас, от комиссаров, депутатов на сейм! Хотя бы вот тебя, пан Яков! – показал он на Собеского. – Нужны большие деньги! Деньги, деньги!..

И Сапега, снова Сапега не согласился с этим. Его поддержал Пётр Опалинский. А что уж говорить о Мартыне Казановском. Тот всегда готов был насолить ему, гетману.

– Ваше величество! – обратился Сапега к королевичу. – Считаю, что сейчас настало время показать пану гетману секретное постановление сейма! Под которым вы подписались, что выполните его!

Ходкевич побледнел. Он был оскорблён. Только сейчас узнал он, и, видимо, самый последний, о существовании какого-то секретного документа: обязательства королевича, взятые им перед сеймом. Это было унизительно для него, командующего армией. Ему не доверяли… От него скрывали. Он же решал военные задачи, операции, не зная конечной цели всей кампании…

Сапега же настаивал на том же, что было сказано в документе сейма.

– И мир с русскими должен быть заключён честным!..

– Что значит – честный мир?! – вскричал Казановский. – Когда на войне бывает честный мир?..

Он, Мартин Казановский, был юным в пору великого польского канцлера Яна Замойского. Но уже тогда он служил при дворе как секретарь короля из-за своих способностей и родословной, разумеется.

– Панове! – обратился Владислав к собравшимся, видя, что они в раздоре и не могут прийти хотя бы к какому-нибудь решению. – Я подумаю над вашими предложениями!

Он замолчал, подбирая подходящие слова… Ему не только не хотелось уходить отсюда, из-под Москвы, с позором. В нём восставало всё против такого исхода военного похода, начатого так блестяще. И он вспомнил опять старика-садовника, его рассказы о сарматах, героях, победителях варварских народов… Он, выросший при дворе, наследный принц, будущий король, не знал таких слов, как «нельзя, невозможно». Так его воспитали… Он знал только то, что некрасиво, не положено как королю, принцу. И сейчас, столкнувшись в походе с русскими, которых он считал с малых лет своими подданными, холопами, он был удивлён, что в жизни что-то совершается не по его воле, не по его желанию… Здесь, в Московии, жизнь или что-то ещё иное показали ему его предел. Но он не хотел смотреть на это…

Совет закончился. Прошла ночь. Утром Владислав объявил собравшимся комиссарам свои условия, на каких он согласится оставить в покое Москву, пойдёт на заключение мира.

Его секретарь Родзинский, корпевший перед этим весь вечер над этой запиской, стал зачитывать её сенаторам. Первое, на что указал королевич, был бунт московских бояр, не побоявшихся нарушить присягу, данную ему.

– «И пусть они просят прощение!» – зачитал секретарь в конце записки…

В этом документе, рождённом поздним вечером в чаду тускло мерцающего огонька лампадки, королевич требовал от русских возврата городов, что попали в руки Московии ещё во время царствования польского короля Александра, затем Сигизмунда I…

– А также чтобы они отдали Псков с волостями! Да заплатили бы издержки, что потратила польская корона на эту войну, на восстановление законных прав государя и великого князя Владислава Сигизмундовича!.. Вы, господа бояре! – обращался он в письме к боярам в Москве. – Выплатили шведам их издержки на войну с Московским государством! По менее важной причине!..

Скрепя сердце сенаторы согласились на то, чтобы Владислав предъявил всё это московским властям.

С этими условиями в Москву ушёл гонец. И вот оттуда получили ответ.

Родзинский зачитал его на очередном совете у Владислава:

– «Напрасно желает ваш Владислав, чтобы мы от мнимых его прав откупались городами и деньгами. Мы согласны передать вам Смоленск. Но при этом вы возвращаете наши прочие города, захваченные вами. В таком случае мы соглашаемся на мир сроком на двадцать лет».

– Это неслыханно, панове! – разразился проклятиями на головы московских бояр Сапега.

На этот раз его поддержали все сенаторы. Да и Казановский тоже, полковники панцирников и копьеносцев.