На этом совет закончился. Полковники и ротмистры разъехались по своим полкам. И там они объявили это решение совета. И по полкам прокатилось опять волнение. Никто, ни гусары, ни панцирники и даже жолнеры не хотели оставаться здесь без Владислава.
Когда это дошло до королевича, он, тронутый таким отношением к себе гусар, поехал к гетману в полк, в небольшое село, в двух десятках вёрст от Переславля-Залесского, где расположился гетман. Оставив своих людей, сопровождавших его, на дворе, он вошёл в избу.
Ходкевич лежал в постели. У него был жар. Он похудел, осунулся, сильно оброс. Курчавая измятая борода и густые брови взметнулись вопросительно навстречу ему, королевичу, когда он переступил порог избы.
Доктор при появлении королевича поднялся из-за стола, что-то доедая.
Владислав прошёлся по избе, затем присел на краешек лавки, где только что сидел доктор, так, что было ясно, что он не намерен здесь долго задерживаться. Он сообщил Ходкевичу то, что решил совет и как отнеслось к этому войско.
– Надо предложить сенаторам прервать переговоры и ожидать весны, – начал Ходкевич, когда он замолчал. – А затем, весной, по теплу, начать военные действия…
Владислав согласился с таким планом.
– Пан Карол, поправляйся! Ты нужен мне и войску! – прощаясь с гетманом, пожелал он ему.
Он вернулся назад в Сватково. На очередном совете, когда речь зашла о том, что делать, он предложил последний план Ходкевича.
Это было что-то новое. И комиссары стали обсуждать этот план. Наконец после долгой перепалки они пришли к общему мнению.
– Ваше величество, – обратился к нему Лев Сапега от имени сенаторов. – Мы будем ходатайствовать перед сенатом о продлении срока военной кампании! Сенат, скорее всего, пойдёт на это!..
Он сделал паузу, заметив на лице королевича выражение торжества, победы над ними, сенаторами, умудрёнными в жизни и государственных делах.
– При условии, что вы возьмёте содержание войска на свой счёт! И обяжетесь в этом письменно!
Он слегка усмехнулся, чтобы добить Владислава, предвидя его реакцию.
– Или насчёт принадлежащего вам Московского государства…
Это был ловкий ход, достаточно болезненный для королевича. Московиты сказали бы по этому поводу: за счёт шкуры неубитого медведя.
С лица Владислав сползла благодушная улыбка, с которой он взирал на сенаторов ещё минуту назад. Его переиграли да ещё больно ударили. Он знал, что король, его отец, не пойдёт на такие неслыханные издержки. А московский престол? У него от этой мечты, желания править в Москве, уже ничего не осталось. Он хотел только одного: выйти достойно из этого положения, не испачкав себя, своё лицо… Первый в его жизни поход – и тот провалился…
– Русские не хотят уступать Брянска! – доложил Владиславу после очередной встречи с русскими Лев Сапега. – И они настаивают на заключении мира более чем на двадцать лет!
Владислав же на последнем совете с сенаторами стоял на том, чтобы Брянск отошёл к польской короне… А мир должен быть заключён на десять лет…
– Хорошо! Мы уступаем Брянск! Если взамен получим Серпейск, а также Мосальск и Заволочье!
– А мир? – спросил Сапега у него.
Владислав, не ожидая такого вопроса, на минуту задумался. Он не знал, что ответить, предложить. В его практике, откровенно крохотной, ещё не стояли такие вопросы: на какой срок можно соглашаться на мир, что это потянет за собой, что делать затем, по истечении этого срока… Да, у него были представления об этом. Но довольно туманные, расплывчатые…
– Не более чем на пятнадцать лет, – неуверенно произнёс он, заметив по лицу канцлера, что тот отреагировал на это спокойно.
Сапега отписал всё это уполномоченным.
Наступил декабрь. Третьего числа закончились предварительные переговоры. Комиссары вернулись в свой лагерь и отправили королевичу сообщение о результатах переговоров: что они пока ничего не дали…
В это время в их лагерь приехал московский дворянин. Стояли сильные морозы. Весь польский лагерь здесь, в селе Сватково, замело снегом. Узкие тропинки, протоптанные в глубоком снегу, витиевато петляя, вели от палатки к палатке. Начальные люди устроились по избам.
Гонца впустили сразу. Войдя в избу, он увидел трёх человек. Всех их он уже знал в лицо, участвуя в переговорах посыльным с первого дня их начала.
– Василий Полтев! – отрекомендовался он. – От боярина Фёдора Шереметева!
Достав из-за пазухи кожаный чехол, в котором было письмо, он вручил его канцлеру.
Сапега взял письмо, вскрыл его, прочитал вслух, чтобы слышали все.
Шереметев извещал их, сенаторов, участвующих в переговорах, что он не замедлит явиться теперь, когда все спорные вопросы согласованы, в польский лагерь для окончательных переговоров. И сейчас же прибудет вслед за своим гонцом.
Для подписания мирного договора бояре предложили съехаться в деревеньке, что стояла на половине пути между селом Сватково и Троице-Сергиевым монастырем. Называлась она Деулино.
Обе делегации съехались одинадцатого декабря в этой деревеньке. В тесной и тёмной избёнке состоялась последняя их встреча.