Преодоление

Через день лагерь принял вполне жилой вид. В землянках засветились рыбьи жирники. Разговоры у костров, тут же у землянок под открытым небом, обычно затягивались до ночи…

Как-то раз Тренька сказал Заруцкому, что, мол, надо подаваться к шаху. Там отдышимся, соберем силы. Пройдёт немного времени, и казаки на Терке поймут московскую власть. Та не оставит их в покое.

– Шаху мы ни к чему, – заметил Заруцкий.

– Ты же сам говорил, что пришлёт войско и запасов тоже!

– Да, когда мы сидели в Астрахани. А сейчас нет! Он не пойдёт против Москвы, государя. Тот мал, несмышлён. Да бояре-то вокруг не простачки…

Как-то поздним вечером он зашёл к Марине в её землянку. При ней оставалась одна девка, кормилица царевича, из астраханских, прислуживающая ей. Он кивнул головой девке и Николаю Мело, который частенько теперь был при ней, чтобы вышли. Николай Мело и девка, захватив младенца-царевича, вышли из землянки.

– Что же дальше-то, Иван? – с каким-то странным спокойствием на лице спросила она его.

Она уже смирилась со своей участью, с той жизнью, которая подхватила и понесла её против её воли куда-то, даже не понятно куда. Хотя она и видела, что всё время теряет и теряет всё, что составляло её стремление. Но уже не могла отказаться от того, чтобы её не называли царицей. Вокруг неё одних людей сменили другие, но для всех их она оставалась царицей…

«Вон и казаки уже не те», – подумала она как-то.

Только Заруцкий ещё был рядом. Нет Казановской… И Бурба исчез. Тот атаман, который оставался верен ей. Она не задавалась вопросом, зачем она нужна Заруцкому, но догадывалась. А вот у того, у Бурбы, она всегда видела в его глазах себя царицей.

* * *

Но и с этого городка они вскоре снялись, после того как казаки, обеспокоенные, заговорили, что из Астрахани обязательно пойдут искать их, по их следам, и нагрянут вот сюда, на этот Настькин городок.

Да, не оставить следы они не могли, так же как и какой силой ушли из-под Астрахани. Каждый атаман вставал на ночевку своим станом, своим котлом.

«Семь станов! На каждой ночевке тридцать два котла!» – подсчитав как-то свои силы, сокрушённо покачал головой Заруцкий оттого, как мало людей осталась с ним. Да и тем, волжским казакам, он не доверял.

Всё это следы, их не скроешь, приметы для тех, кто пойдёт искать их.

Поднимаясь караваном судов вверх по Яику, они прошли соляную гору.

– Индерская, – показал на ту гору Тренька. – Соль добывают здесь…

Через два дня они подошли к месту, к которому тянули их Тренька и Максимка, Дружная Нога.

– Медвежий остров, – сказал Тренька, показав Заруцкому на плывущий навстречу им остров. – Здесь наш городок, казачий, старый. Ещё со времен царя Грозного здесь жили станицами…

Медвежий остров, бугристый, высокий, не затопляемый полой водой, поросший лесом, протянулся длинным языком вдоль русла реки, омываемый широкими протоками. В глубине его, на глухой лесистой стороне, среди вот этих-то бугров, скрывался казачий городок.

И вот она, Марина, увидела своё новое пристанище: место, куда её затащил Заруцкий.

«Да, это не у шаха, и не московские хоромы!» – с горечью подумала она, глядя на землянки казаков, похожие на норы.

На шум, восторженные крики своих, из землянок повылезали те, кто здесь, похоже, жил постоянно.

И на неё, на Марину, уставились десятки глаз дремучих существ: грязных, заросших, мало похожих на людей.

После всего, что произошло с ней за последнее время, она уже не обращала внимания на окружающих, так же как и на то, где она будет спать в ближайшую ночь, и будет ли у неё кусок хлеба… Она была уже на грани, готова была вот-вот сломаться…

Так началась их очередная стоянка на острове, затерянном в многочисленных протоках Яика.

Прошло чуть больше двух недель такой жизни: в землянке, в ужасных условиях… Рядом, в такой же землянке, устроился патер Николай, терпеливо сносивший эти невзгоды, ниспосланные ему Богом, как говорил он ей, и даже был в восторге от этого.

«Блаженный!» – опять мелькнуло у неё.

Но и его она тоже не понимала, не понимала, как можно влачить убогое существование, мириться вот с этим… Даже во имя Христа, мученика… Все представления у неё перевернулись…

Заруцкий появлялся у неё каждый день, что-то говорил о походе, сборах казаков. Она смотрела на него, но уже не слышала его. Весь мир замкнулся теперь для неё вот в этой землянке, похожей, скорее, на склеп для неё, ещё живой, но уже никому не нужной.

Вот и сегодня, в Рождество Иоанна Крестителя, о чём напомнил ей патер Мело, Заруцкий пришёл к ней, как обычно после того, как она позавтракала тем, что приготовила ей служанка.

Он стал было что-то говорить ей, но в это время в дальнем конце острова раздались выстрелы.

Заруцкий с чего-то побледнел.

– Ты сиди здесь и никуда не выходи! – велел он ей и выскочил из землянки.

Стрельба, начавшись где-то на дальнем конце острова, вскоре переместилась ближе к их подземному городку. И весь день слышались выстрелы. К вечеру всё стихло…

Ночь прошла спокойно. Наутро тоже было тихо.