Преодоление

Но память о ней не забылась. «Маринушкин дом» в Калуге, «Маринкин городок» на берегу далёкой реки Яик, «Маринкина башня» в Коломне, «Цариков переулок» в районе Тушино, рядом с Московской кольцевой дорогой… Всё-всё остается в народной памяти. Не так просто стереть в ней что-нибудь.

В простонародье же долго существовало поверье, что она обратилась в сороку и вылетела в окошко из заточения в коломенской башне.

Глава 12 Под Смоленском

На день памяти Василия Блаженного, второго августа 1613 года, русская армия под началом Дмитрия Черкасского выступила из Москвы. Собирали её наспех из московских дворян, стряпчих и жильцов. Включили в неё ещё дворян и боярских детей из многих городов. И в первую очередь в их число попали смоленские боярские дети.

Так и угодили в поход к родному городу Яков Тухачевский и Михалка Бестужев со своими земляками.

– Во-о!.. Домо-ой! – завопил Михалка, когда об этом стало известно.

Вторым воеводой, помощником к Дмитрию Черкасскому указом государя назначили стольника Михаила Бутурлина.

Для дел же письменных, справлять канцелярскую службу, и быть в совете, им придали дьяка Афанасия Царевского. До этого Афанасий ведал Земским двором. Он был молодой, слыл способным к иноземным языкам. Хотя на тех, что знал, он говорил скверно. Но сейчас, в смутное время, выбирать было не из кого. Черкасский знал его ещё по Ярославлю, поэтому и взял с собой в поход под Смоленск. Туда же, в Ярославль, дьяк пришёл из Москвы, перебежав от бояр. И там, в Ярославле, он показал себя толковым приказным.

Перед выступлением в поход Черкасский и Бутурлин провели смотр всему войску.

– Что за сброд?! – презрительно воскликнул Бутурлин, не в силах сдержаться оттого, что увидел.

Яков чуть не поперхнулся, проглотил усмешку, опасаясь полкового начальства. Он тоже считал их, в том числе и смоленских, не армией, а сбродом.

Черкасский расплылся улыбкой. Атаманы и полковые головы, что толпились около него, заухмылялись. Они знали Бутурлина, некоторые ещё по Тушино. Знали, что он режет правду-матку в глаза, невзирая ни на кого.

– Ладно, Михаил, будет, будет! Что ты ворчишь, как дед! – стал увещевать его Черкасский. – Ничего не поделаешь! Что есть – с теми и придётся воевать!.. Хотя бы это!..

Они распустили полки со смотра.

Покинув Москву, армия Черкасского направилась сначала к Калуге. Там, по донесениям оттуда, складывалась тревожная ситуация. Южнее Калуги, на города Болхов, Мещовск и Козельск пришли черкасы и литовские люди. Они захватили и разграбили Лихвин. Такая же участь постигла другие города и остроги по украинным областям Московского государства. Получены были вести, что и Калуга тоже может оказаться в их числе. Воевода Калуги Артемий Измайлов, тревожа в Москве умы, сообщал, что литовские люди и с ними русские воры собираются идти и к Можайску. И придут, если захватят Калугу, докладывал он и слёзно просил помощь у столицы.

И Москва поверила ему, откликнулась на его призыв.

До Калуги конные полки Черкасского дошли скорым маршем, на рысях. И там, за пять вёрст от города, они увидели впереди, на лесной дороге, среди зелени березок, Измайлова с сотней боярских детей. Когда они подошли ближе, те прокричали громко ура.

Измайлов, Черкасский и Бутурлин съехались, поздоровались.

– А-а, Михаил, здорово! – весь засветился даже Измайлов, обрадовавшись появлению Бутурлина. – Дождались, дождались подмоги! Не то, думали, пожгут стены литовские люди! А у меня служилых – кот наплакал! Втрое меньше тех, что подходили к стенам!

– Ничего, всё обойдётся, – забормотал Бутурлин, еле шевеля сухим языком. – Давай – пошли в город.

– Нечего болтать, веди к себе! – остановил Черкасский Измайлова. – Горло промочить бы надо!

– Да, да! – заторопился Измайлов.

Он и его конники развернулись и двинулись впереди войска к Калуге. Вскоре они увидели крепостные стены, крутую излучину Оки, берега речушки Яченки.

Было начало августа. Палило солнце. Стояла жара, было душно, хотя уже подошёл вечер, но прохлада всё не наступала. И кони, люди – все вымотались от жары, от долгой скачки по дорогам пыльным. И только здесь, вблизи реки, по войску полетела отрадная для всех команда: «Сто-ой!.. Отдыха-ать!»… А тут ещё ударили в колокола по городу. И на стены и за ворота крепости высыпали мужики и бабы, парни, девки, старики – простые жители Калуги. И вскрик «Ура-а!» под колокольный звон огласил берега Оки, её окрестности. А звон, все вопли заглушив, поплыл над городом, над войском, над рекой. Был мелодичным он и серебристым, взбодрил всех жителей, упавших духом, всем огласил приход полков московских.