Преодоление

– Давай, Михаил, выпьем! Сам Бог велел расслабиться после такого сумасшедшего дня!

Они выпили… Разогревшись водкой, Новосильцев рассказал ему о Сибири, службе в Томске, вторым воеводой при Василии Волынском… К ним пришли ещё сотники из других полков. И в этот вечер они все здорово набрались. Простые служилые же во всех сотнях загуляли до самого утра.

С утра снова застучали топоры в лесу, что примыкал к строящимся острожкам. Но с глубокого похмелья работа шла вяло. Да и никто из них не верил, что Ходкевич пойдёт к Смоленску, зная о силе войска Черкасского.

Вечером снова была пьянка. Яков, измотанный жарой и отвратительной тоской, преследовавшей его всё время здесь, под Смоленском, быстро опьянел и не заметил, как уснул.

Его приятели, видя, что он совсем готов, расползлись из его палатки по своим отрядам.

Ночью Якова разбудил его холоп Елизарка.

– Яков, вставай, вставай! – затормошил тот его, шепча громко, с присвистом, словно боялся кого-то разбудить.

Яков с трудом продрал заспанные глаза.

– Что там ещё? – заворчал он. – Говори толком, старый пёс!..

Он собрался было обругать его.

Но Елизарка, всё так же с присвистом, выпалил: «Поляки-и! Под острожком!»

И он, не зная, как и будить-то своего хозяина, вдруг гаркнул у него над самым ухом.

– Лисовский пришёл!.. Твою мать! – выругался он, полагая, что это быстро отрезвит Якова.

От одного этого имени, имени Лисовского, Яков буквально слетел с лежака, стал судорожно натягивать на себя одежду, сапоги. Подцепив к поясу саблю, он схватил ещё пистолет, который почему-то валялся на земле, и выскочил из палатки.

В острожке стояла суматоха. Никто не знал, что творится за его стенами. От этого с каждой минутой нарастала тревога, грозившая захлестнуть всех паникой.

С похмелья у Якова не соображала голова. В ней будто что-то засело. Он потряс ею, стараясь выгнать вчерашний хмель. Но тот сидел крепко, мешал действовать расчётливо и осторожно. И он, тоже поддавшись общей суматохе, заметался по острожку, стал собирать своих ратников, поднимал их, выталкивал из палаток. Затем он построил их. Пробежав бегом перед строем и убедившись, что все вроде бы на месте, он приказал всем садиться на коней.

О том, что первыми обнаружили подходившего неприятеля табунщики, ему уже сообщили. Глубокой ночью у них вдруг всполошились кони. И табунщики, заподозрив, что вблизи появились большой массой конники неприятеля, послали одного с этой вестью в острожёк, сбили табун в кучу и погнали его вслед за вестовым к острожку…

В этот момент к Якову подскакал Новосильцев. С красной рожей, шальными глазами, залитыми потом, он что-то нечленораздельно кричал…

– Что, что делать-то?! – вскричал, в свою очередь, и Яков, не понимая его.

Новосильцев на секунду вперил в него взгляд подернутых дымкой глаз. Затем, стараясь говорить внятно, он приказал ему выводить своих людей за стены, пристраиваться за его сотнями.

Они вышли за стены острожков.

Ещё не взошло солнце, и было свежо. Только-только появились первые признаки приближающейся зари. Над дышащим прохладой полем стелился лёгкий утренний туман. И там, на краю этого поля, на расстоянии с полверсты, виднелись сотни всадников. В них даже издали угадывались приметные экипировкой пятигорцы. И там же были заметны казачьи сотни… А вон и пехотинцы, у самого леса…

– То гайдуки! – раздался чей-то пронзительный вскрик над рядами конников Новосильцева.

Да, там стояли гайдуки, отборная королевская пехота.

Яков же чуть не запаниковал, увидев это и зная, что их недостроенный острожёк не выдержит даже мало-мальский приступ вот этой силы, что пришла под него. И теперь им оставалось только сразиться за его стенами, надеясь на удачу и помощь Бога.

«Если Он есть!» – со злостью мелькнуло у него, что ему постоянно твердят, чтобы он надеялся на Бога. А тому, похоже, нет никакого дела до него, до Якова, да и до других тоже… Не помог же Он его Матрёне и детям… А ведь он просил Его об этом, молил!

«Ну, раз Тебе нет до меня дела, тогда и мне до Тебя тоже!» – зло подумал он.

Новосильцев повёл их в атаку. И они столкнулись с пятигорцами. Но те отразили их удар. Они же дали тыл, пошли обратно к острожкам. А вслед за ними пошли пятигорцы и запорожские казаки.

Опамятовались они только там, за стенами острожков, ещё недостроенных. К тому же острожки они поставили в таком месте, где к ним можно было подойти с любой стороны… Это была катастрофа. И они, Новосильцев и Тухачевский, поняли это только сейчас…

Яков, крича на сотников, забегал по острожку, расставляя людей по местам.

Тем временем уже спешились даже гусары и пятигорцы. А гайдуки, похоже, готовились для штурма острожков. Кругом хоругвей масса, доносится чужая речь. Строй видится прямой и чёткий, людей, привычных к драке в поле.

Весь этот день они отстреливались из острожков, отбивая мелкие атаки гайдуков, за которыми издали наблюдали гусары.

К ночи же всё стихло. И эта тишина насторожила всех в острожках.

Новосильцев и Яков обменялись гонцами между острожками, так поддерживая связь. Они договорились действовать дальше сообща.