Преодоление

– Обязательно поднимешься. Я так всем и говорил. А мне… не верят.

– Почему? – гримаса боли исказила Лешино лицо.

– Считают, будто ты слабак. Ты слабак?

– Нет.

– Тогда победа будет за нами.

– Победа?

– Да.

Казалось, они не замечали никого из присутствующих, с жадным вниманием следивших за развитием событий, голос старика изменился до неузнаваемости, звенел в ушах, хотя титан и не произносил никаких особых слов; закаменевшее лицо Алексея начинало обретать мягкость, словно оттаивало изнутри, глаза оживали; упершись руками в металлический край кровати и слегка наклонясь вперед, он сделал попытку подняться. Саня видел, как плечо друга стало медленно заваливаться, пошло в сторону, но тут за окном послышались негромкие, знакомые переборы гитары, Леша вздрогнул, удержал равновесие, падение остановилось; шатаясь, он встал на ноги, прислушиваясь и еще ничего не понимая, и стоял так, ожидая чего-то и томясь, надеясь и не веря. Наконец звучание гитар стало мягче, густой, нарочито хрипловатый мужской тенор легко, задушевно вступил в музыку, повел старую песню:

Мы суровый и трудный народ,
И тяжелая наша работа,
И не каждый, быть может, поймет,
Как порой одиноко пилоту…

В палате наступило общее оцепенение; неожиданно Хмырьев сорвался с места, бросился к окну, закричал, чтобы прекратили безобразие, но песня, уже родившись, не могла умереть, у сатурновцев был мандат на праздничный концерт, и ребята, не увеличивая мощности усилителей, не обращая никакого внимания на Хмырьева, продолжали печально и тихо.

– Хорошо, стервецы, выводят, – ни к кому не обращаясь, вздохнул генерал. – А знаете, еще древние арабы собирали под окнами больниц музыкантов. И… помогало. Психотерапия. – И, спокойно обернувшись к Леше, спросил: – Так ты готов, космонавт?.. Прекрасно…

Ну-с, посмотрим, послушаем, молоточком по коленочке постукаем…

Он долго, сосредоточенно осматривал Лешу под звуки песни, удовлетворенно кивал головой, фальшивя, подпевал сатурновцам, а когда закончил, лицо его просияло.

– Итак, коллеги, наш пациент через пару дней встанет на ноги. Он просто перетренировался, – и, подмигнув Леше, спросил: – Ты здоров, голубчик?

– Я? – удивился Алексей.

И тут снова звуки гитар полились в распахнутые окна и протяжно зазвучал высокий, грудной голос Вероники:

Ли-па ве-ко-ва-я
Над ре-кой шу-мит,
Пе-сня у-да-ла-я
Вда-ле-ке зве-нит…

– Так ты здоров? – переспросил, улыбаясь и словно ничего не слыша, старик.

– Здоров, доктор. – Ни на кого не обращая внимания, он заковылял к окну. – Я совершенно поправился!

– Ну вот, коллеги, вы все видели своими глазами. Комментарии, как говорится, излишни. Он абсолютно здоров. Оставьте человека в покое – я беру ответственность на себя… Впрочем, если хотите, – старик снова сделал неопределенный жест, – можете отправить его в отпуск или в санаторий… Эх, где мои осьмнадцать лет, – вздохнул он, бросив озорной взгляд на окно.

И круто повернувшись, пошел к двери.

Свита в белых халатах торопливо двинулась следом.

Глава пятнадцатая

ПОНЕДЕЛЬНИК, НЕВЕСОМОСТЬ

Солнце уже заполнило комнату, воздух, нагреваясь, терял ночную прохладу; натянув спортивный костюм и чмокнув жену, Саня спустился по лестнице и помчался к березовой аллее, где космонавты проводили часовую утреннюю зарядку. Все было ясно и определенно для него. После зарядки следовали холодный душ и вкусный завтрак, затем, влившись в мощный поток рабочих, инженеров, ученых, небожители расходились по классам, лабораториям, тренажерным и спортивным комплексам, ехали в КБ и на заводы, где создавались звездные корабли, садились в кабины реактивных самолетов, прыгали с парашютами, отправлялись за тридевять земель, чтобы искупаться в штормовом море или позагорать в пустыне… Саню и Диму (Лешу до вечера оставили в госпитале) ожидали сегодня первые, волнующие погружения в невесомость, это было ясно как день, ибо режим труда и отдыха в отряде соблюдался строго, жестко, и Сергеев, уже представляя себя в белоснежном скафандре, с особым удовольствием пробежал с сатурновцами пять километров по пересеченной местности и, перебросившись незначительными фразами с Юрием не Алексеевичем, вприпрыжку помчался по тропинке к дому.

Нет, никаких тревожных предчувствий не испытывал в то утро космонавт Сергеев. День начинался замечательно. Он любил Наташку, и Наташа любила его; самый великий эскулап планеты Земля заменил приговор, ожидавший Лешу, помилованием; методисты, проанализировав поведение экипажа в пустыне, поставили им зачет; невесомость, загадочная невесомость ждала, манила его; вечером ребята из группы «Сатурн» приглашали на просмотр новых песен; не-ет, грозовые тучи развеялись, небо безоблачно и лучезарно, жизнь прекрасна!

– Саня! – восторженно заорал неожиданно появившийся у дома Димыч. – Жизнь прекрасна!

– Прекрасна, Димыч! – тоже заорал Саня, стискивая друга в крепких объятиях.