– Кто тут вздумал начинать без меня? А? Признавайтесь! – добродушный бас раздался у порога, и в кабинет вошел седой как лунь генерал-лейтенант медицинской службы. Был он высок, худощав, слегка сутулился, живые, проницательные глаза смотрели из-под густых белых бровей иронично, насмешливо, с молодцеватым задором, и единственное, что портило первое впечатление о нем, – форма. Безукоризненно сшитая, она сидела на старике мешковато, без той ладности, строгой изысканности, которые отличают профессиональных военных, и сразу выдавала в нем человека сугубо штатского.
– Ты, Хмырьев, вздумал без меня начинать? – переспросил он, подставляя руки для халата, который уже держал ассистент. – Да я тебя, каналью… на гауптвахту посажу! Под домашний арест! – беззлобно ворчал старик, застегивая пуговицы тонкими морщинистыми пальцами. Наконец он поднял глаза, повел плечами, и Саня удивился необыкновенному превращению: мешковатость исчезла, от сутулости не осталось и следа, перед ними стоял, возвышаясь, титан в белом и халат сидел на нем так, точно старик родился в нем.
– Как можно, Иван Петрович?! – обиженно протянул Хмырьев. – Арестую!.. На гауптвахту!.. Такие речи в вашем возрасте!
– Ах ты, старая перечница! Ты уже выставить меня перед честным народом хочешь! В немощные старики записываешь! Выжившим из ума представляешь!
– Иван Петрович!..
– Ну-ка, иди сюда! – закипая негодованием, старик прочно уселся на стул в центре стола для заседаний, показывая Хмырьеву место напротив.
– Иван Петрович!..
– Садись, шельмец! – Старик нахмурил густые брови, и Хмырьев, страдальчески морщась, подчинился. – Бери мою руку!
– Иван Петрович!..
– Бери, бери!
Они уселись друг против друга, уперлись локтями в стол и сцепились руками – кто кого переборет. Саня с любопытством и удивлением наблюдал за поединком. Лица титана он не видел, но крутой, уверенный затылок и сильная, пружинистая спина говорили сами за себя; Хмырьев же сначала наигранно улыбался, затем губы дрогнули, сомкнулись в тонкую ниточку, побледнели, он старался изо всех сил, но безуспешно; тогда Хмырьев слегка приподнялся на носках и на стуле, приналег, это был запрещенный прием, однако титан не сделал ему замечания – лишь хмыкнул, рука Хмырьева стала дрожать, в конце концов, обессиленная, упала на полированную поверхность.
– Есть еще порох в пороховницах, есть! – сказал, молодо поднимаясь, старик. – Моя Василиса так и говорит: «Ну когда ты, Ваня, угомонишься?!» Я ей честно: «Никогда, матушка. Мне жить интересно, любопытно…» А ты, Хмырьев, – он с доброй, отеческой улыбкой повернулся к поверженному, – тренируйся. Спортом занимайся. Бегом. Если хочешь, приходи на прием, я тебе без всякой очереди лечебную физкультуру пропишу. Стыдно в твоем мальчишеском возрасте таким слабаком быть. Ну как, станешь тренироваться?
Хмырьев обиженно, с досадой отвернулся, вытирая со лба капли пота.
– Что ж, вольному – воля, – старик прошелся по кабинету, здороваясь с каждым за руку. – Куда прикажете садиться? – спросил весело, с подковыркой. – Какое место нынче отвели? Небось на задворках?
Начальник госпиталя жестом указал на свое массивное кресло за рабочим столом.
– Пожалуйста, сюда, Иван Петрович.
– Вот, пример берите, – титан ласково, как показалось Сане, потрепал по плечу хозяина кабинета. – Генерал-майор, известный стране человек, а не чинится – старшим место уступает. Спасибо, Павлуша, уважил. Не загубили тебя ни слава, ни должности. Молодцом… Прошу рассаживаться, коллеги, – сказал, опускаясь в кресло и с интересом оглядывая присутствующих. – Ну-с, из-за чего, позвольте узнать, столько народу от дома, от семьи оторвали?
– Иван Петрович, вам докладывали, – шепотом напомнил начальник госпиталя.
– Ах да. – вздохнул старик. – Нашла коса на камень. Одни говорят, ничего не болит, другие – резать надо. А истина, конечно, в золотой середине. Ну, хорошо. Пусть лечащий врач начнет. – Подперев голову кулаком, он закрыл глаза, словно собираясь вздремнуть, и Саня, похолодев, увидел, как Хмырьев многозначительно переглянулся с одним из медиков, морща в усмешке губы и пожимая плечами.