Но титан не спал – видимо, так ему удобнее слушалось и думалось. Несколько раз он открывал глаза, задавал вопросы, что-то быстро спрашивал по латыни, неопределенно качал головой, снова погружался в забытье и пробуждался вновь, растревоженный какими-то своими мыслями, и нельзя было понять, как он относится к происходящему, как расценивает диагноз, результаты анализов и проб, что предполагает делать. В какую-то минуту, всматриваясь в его спокойное, безмятежное лицо, Саня усомнился, действительно ли этот генерал один из лучших медиков страны, как о нем говорил Железнов, и действительно ли на его окончательное заключение можно положиться? По мере того как старик все реже и реже открывал глаза, сомнение крепло, росло, будто снежный ком. Сергеев уже не понимал, зачем он здесь, зачем сидит рядом с Димой, вслушиваясь в непонятные термины и формулировки, а видел только лицо Алексея, каким запомнил его вчера, передавая дичь, соусы, салаты, фрукты и пытаясь растормошить товарища. Леше было уже лучше, значительно лучше, он уже однозначно отвечал на вопросы, чувствовал присутствие друзей, но отчего-то не радовался этому, как прежде, в глазах стояла тоскливая, ледяная подавленность, движения были усталы, заторможенны, точно в замедленном кино, и казалось, ему хочется спать и все безразлично.
– У меня все, – услышал Саня тихий голос очередного выступающего и поднял голову.
– Молодцы! – неожиданно громко, с усмешкой гаркнул старик, пружинисто распрямляясь в кресле. – Анализы – блеск! Пробы – хоть сейчас в гроб клади и крышку заколачивай! А кто, позвольте спросить, разрешил брать пробы?! – гневный рокочущий бас заполнил кабинет, и казалось, некуда от него уйти, спрятаться. – Кто позволил проверять реакцию больного на раздражения извне?! Устраивать психологические тесты, которым я ни на грош не доверяю?!
– Я разрешил психологическое тестирование и лично брал пробы на заторможенность, – спокойно прозвучал в абсолютной тишине голос Хмырьева.
– Вы шутите, коллега! – неподдельное изумление промелькнуло в глазах старика, и Саня весь обратился в слух. – Такой блестящий специалист, как вы, профессор, говорю это совершенно искренне, не мог нарушить главную заповедь врача – не навреди! Вы шутите.
– Ничуть, – улыбнулся Хмырьев. – Данный случай является уникальным и представляет огромный научный интерес.
– Что представляет?
– Огромный научный интерес, Иван Петрович! Если позволите, я изложу свою точку зрения.
– Пожалуйста, пожалуйста, коллега. Мне всегда интересно ваше мнение. – Подперев голову рукой, он снова закрыл глаза, но теперь ни его расслабленная поза, ни безмятежность лица уже не могли обмануть Сергеева. Он все видит и слышит, все запоминает, этот хитрый старик, он лишь ждет своей минуты, которая еще не наступила.
– Иван Петрович! Товарищи и коллеги! – между тем вдохновенно, как на митинге, начал Хмырьев, изредка кося глазами в блокнот, лежащий перед ним. – Как вы прекрасно знаете, космическая медицина изучает влияние факторов космического полета на здоровье и работоспособность человека, разрабатывает меры профилактики и лечения заболеваний, обусловленных в основном длительным пребыванием в невесомости наших отважных космонавтов! – он бросил многозначительный взгляд на Саню и Диму. – Вы также знаете, что в невесомости изменяется ряд жизненно важных функций живого организма – обмен веществ, водно-солевой состав, кровообращение, наблюдаются расстройства вестибулярного аппарата и многое другое.
– Да, да, коллега,- кивнул, не открывая глаз, Иван Петрович. – Мы все это хорошо знаем. И совершенно с вами согласны.
– А если так, друзья, я перехожу к главному, – Хмырьев победно поднял вверх указательный палец. – Все эти изменения, еще не изученные нами на молекулярном уровне, должным образом, конечно, происходят с идеально здоровыми людьми. Заметьте, с идеально здоровыми. А что, я вас спрашиваю, будет, если в космос отправить человека с тяжелейшей формой депрессии? – Он перешел на латынь и минут пять сыпал непонятными словами и терминами. – Итак, – он вдохновенно начал делать заключение, – мной доказано, что пребывание такого космонавта на орбите абсолютно невозможно! – Хмырьев с удовольствием подписывал Алексею приговор. – Невозможно, товарищи! Психологическое тестирование и пробы на заторможенность замечательно подтвердили этот результат!
– Браво, коллега! – усмехнулся Иван Петрович, когда Хмырьев сел. – Прекрасная речь!
– Благодарю, – профессор с деланным смущением склонил голову. – Надеюсь, ваш комплимент относится не только к форме?
– Несомненно, к содержанию тоже, – серьезно сказал старик и неожиданно улыбнулся: – А знаете, дружище, я почти готов согласиться с вашими аргументами.
– Что же вам мешает согласиться окончательно? – впился в него глазами Хмырьев.