Преодоление

— Бать, ты бы знал, я сегодня самый счастливый человек на свете! Я снова способен доверять людям, всех прощать и всех любить. Бать, только это так… больно…

Маргиналы

К знакомым приехал погостить сын. Событие, в общем-то, заурядное, если бы не тот факт, что приехал он из Германии, первый раз за двенадцать лет после эмиграции. Парень сам русский, но был женат на немке. Уже перебравшись на историческую родину, немецкая жена от него ушла, и теперь он живёт один. Стал немецким гражданином, и, не проработав в Германии ни одного дня, все эти годы живёт на пособие по безработице. И неплохо живёт, во всяком случае, домой возвращаться не собирается.

К нам он приехал на две недели, но уже через несколько дней, громко хлопнув дверью, умчался назад в Европу. Дело всё в том, что долгожданный сыновний приезд почти совпал с событиями пятидневной российско-грузинской войны. И приехал он к отцу с матерью уже отравленным западной пропагандой. И вместо того, чтобы жарить на природе шашлыки и пить домашнюю наливку, все эти дни в их доме шли дебаты по грузинской проблеме.

Уже садясь в такси, сын Ваня в сердцах выкрикнул: — Узколобые фанатики! Мне с вами здесь душно, домой-домой на родину в Европу!

Помню, когда его мать, поминутно всхлипывая, рассказывала мне эту историю, я подумал: — Счастливый парень, нашёл себе новую родину и не жалеет о прежней. А у меня так ничего и не вышло. И хотя я в России живу уже дольше, чем в Беларуси, а всё никак не могу осознать себя русским. Наверно это потому, что в те годы, по сути, никто никуда и не уезжал, мы жили в едином Союзе, и переехать из Гродно в Подмосковье, было всё одно, что перебраться из Курска в Орёл.

Поначалу хотел вернуться назад, но женился и остался. Через несколько лет вновь было пытался переехать в Беларусь, да жене климат не подошёл. Потом Союз распался, появились новые отдельные государства, разные деньги, разные паспорта. И расстояние между мной и моей родиной увеличивалось всё больше и больше. Странно, — думалось мне, — какая разница, где жить здесь, или там? Везде на одном языке говорят. А вот, подишь ты, засела где-то там, глубоко в тебе детская память, и те давние чувства, надежды, а ещё память о родителях, которые были тогда молодыми. И ничего ты с ней не поделаешь.

И это при том, что родился-то я в Москве, конкретнее в Лефортово, в роддоме, что в Синичках. Наверно поэтому в детстве меня так тянуло в столицу. Только не в Синички, а спуститься в метро, погулять по Красной площади возле мавзолея дедушки Ленина. Возвращаясь домой, в своих белорусских снах видел себя разгуливающим по Москве, только была она в моих снах одним большим поленовским двориком. В те годы мне казалось, что родина у меня именно там, в России. Однажды, помню, это где-то классе в девятом, промелькнула мысль: — Что я делаю здесь, в этой западной Беларуси, вот было бы здорово оказаться, — и я назвал про себя то самое место, где и живу сегодня. Трудно угодить человеку. И главное, трудно понять, где его родина? Может, она не столько связана непосредственно с местом обитания, сколько с историей и людьми? Не знаю.

Здесь вечером звонит городской телефон, на проводе Гродно. Дед поздравляет внучку с днём рождения. Дочки дома нет, поэтому поздравления принимаю сам. Разговариваю с отцом и чувствую в его голосе напряжение. Беспокоюсь: — Папа, что-то случилась? Почему у тебя голос дрожит? — Да, вот, сынок, вспоминаем начало войны с немцами, ты же знаешь, у нас здесь в Беларуси этот день особый. А вы, русские, в этот же день нам новую войну объявили, только газовую. Обидно нам, старикам, мы в 41-ом не делили, кого защищать. Воевали и за русских, и за белорусских, за всех, одной страной были. А теперь вот между нами война. Только вы, русские, запомните, вам нас просто так голыми руками не взять. Мы маленький народ, но если надо будет, встанем на свою защиту!

Голос замолчал, и прежде, чем на том конце положили трубку, я услышал, как батя заплакал. И я заплакал, обидно стало за отца, в моём детстве всегда такого сильного и надёжного, и ещё обидно, что стал я для него чужим. — Эх, — думаю, — отцы командиры, что же вы делаете? Выясняете отношения, так и выясняйте их там, у себя, в тиши высоких кабинетов. Не трубите об этом по телевизору, не рвите душу старикам. Молодёжь у нас разумная прагматичная, иллюзий не питает, а старики, они же как дети, они же всему верят, а потом плачут.

Однажды, приезжаю к себе в Гродно, а через пару часов неожиданно для меня, на пороге появляется моя двоюродная сестра с Украины. Надумала она креститься, а у кого, не знает. Там у них много церквей, поди разберись, которая истинная, вот и приехала посоветоваться. И всё у нас хорошо получилось, окрестили Оксану в древнем православном храме, и первый раз в своей жизни человек причащался. Короче, праздник на всю жизнь. Вечером приготовили угощение и первый раз за столько лет, собравшись вместе, сидели за одним столом. И всё было бы чудно, если бы в этот день с нашей стороны не перекрыли нефтяную трубу, текущую в Беларусь.