Слова, использованные нами, имеют два значения и, возможно, именно поэтому являются ключом к нашему вопросу. Потому что «как
Но есть и иное «как должно быть» – то требование, которое не мы предъявляем миру, но которое жизнь предъявляет нам, как тот самый оркестр, который ждет, когда мы вступим с нашей партией, а мы ждем вместе с ним; или как та самая недописанная книга нашей жизни, о которой в будущем не хотелось бы сказать, что мы упустили нечто важное, что в ней остались пустые места, отсутствующие или неправильные ответы на вопросы жизни. Когда звучит такое «как должно быть», речь идет не о том, чего я жду от жизни, а о том, чего я жду от себя и, более того, чего жизнь ждет от меня.
Интересно, что именно этот последний вопрос о том, что нам следует делать и что от нас может требоваться в данной ситуации, люди так редко задают себе из-за того, что занимают позицию временного существования в ее современной форме. Эта позиция выражается по большей части в том, что человек
Здесь мы коснулись второго решающего различия в направленности и содержании позиции временного существования у людей военного времени и у нашего поколения. Как в свое время писал Франкл, тот, кто занял позицию временного существования, занимается, в сущности, не деятельностью, а покорным ожиданием. Для военного поколения ожидание было типичным. Оно не ждало ничего хорошего, потому что опыт прошлого научил его, что ничего хорошего ждать не стоит. Зачем же тогда проявлять инициативу?
Исследования наших экзистенциально-психологических рабочих групп в университетах Вены и Москвы показывают, однако, что современное выражение позиции временного существования отличается от своего исторического образца именно в этом пункте[28]
. Диагноз отрезвляет: людей, кажется, меньше пугает то, чтоВся их система отношений указывает, таким образом, на единственный центр – на Я. Вещи либо связаны с этим Я и должны служить его благополучию и поддерживать его, либо они неинтересны, становятся малозначительными или вообще перестают иметь значение. Можно было бы подумать, что такая система отношений и ощущений является многомерной и живой, потому что Я больше вовлечено в происходящее, чем в «обычных» ситуациях. Но клинический опыт показывает: правда в обратном. В той мере, в какой не Я обращается к вещам, а вещи обращаются к Я, его мир сужается, сходит на нет, потому что в итоге оно все оценивает с точки зрения важности для себя и собственных потребностей, а не для мира.
В этой связи венский психиатр Рудольф Аллерс в начале 1960-х годов провел подробный феноменологический анализ сущности и фатальных психологических последствий подобных претенциозных позиций. Нам не помешает то, что Аллерс в своем описании использовал язык экзистенциальной психиатрии того времени и постоянно говорил о «невротиках», когда описывал проблему позиции чрезмерных претензий; для нас важнее то несчастливое развитие, которое дает ход упомянутому эгоцентризму: