Погода все время была отличная. В субботу лишь к вечеру пошел дождь и шел перерывами до половины следующего дня, а затем снова прояснилось и стало еще лучше, так как не было уже той духоты и зноя, как в первые дни пребывания батюшки. С субботы стали уже поговаривать, что батюшка собирается уезжать. Но наверное дня отъезда батюшки никто еще не знал, ни даже матушка; да никто и узнавать не старался. Ну-ка вдруг скажет — “завтра”. Это так будет грустно, что лучше уж подольше не знать об этом и не горевать прежде времени. Однако, рано или поздно, разнеслось печальное известие: “Батюшка уезжает сегодня”. После обедни, молебна и общего благословения батюшка принимал многих сестер и мирских; затем подали ему кушать. Мы же все почти разошлись по кельям с той мыслью, что батюшка, вероятно, будет теперь отдыхать, а там мы снова отправимся в церковь караулить выход его, чтобы хоть лишний разок взглянуть на него, как вдруг прибегает кто-то и говорит: “Скорее, скорее собирайтесь в церковь, и в форме, сейчас будет напутственный молебен для батюшки”. Собрались мы все, и узнать нельзя, что это те же лица, которые накануне еще можно было видеть такими сияющими. Головы опущены; кто плачет, кто едва удерживается от слез. Молчание глубокое. Начался молебен Царице Небесной и для путешествующих. По окончании его отец Иоанн провозгласил многолетие батюшке и ждал, что он выйдет прикладываться к кресту, но вышел один отец Иосиф. Батюшке же родному, вероятно, трудно было выйти. Эта грустная, прощальная обстановка слишком сильно повлияла бы на его чуткие нервы. Ждали мы, что он выйдет на общее благословение, но он не вышел. Присутствующим же всем объявлено было, что батюшка лег отдыхать, и потому если желают дождаться выхода его в церкви, то старались бы сидеть как можно тише. Прошло около часу; в коридорчике засуетились и вышли сказать, что батюшка проснулся. Минут через пять и батюшка появился. Серьезный, сосредоточенный, скоро-скоро прошел он по церкви прямо к образам и в алтарь. Из церкви, через южную паперть, вышел на могилку, в последний раз три раза ее благословил и возвратился в свою комнату. Переодевшись там, он снова вышел и пешком прошел в “молчанку”, где по его благословению сооружается какая-то постройка, очень его интересующая. Здесь несколько минут беседовал батюшка со счастливцем нашим Кузьмой и, переодевшись и благословив нас, прошел в церковь. Здесь в последний раз он всех благословлял, так как всем было заранее объявлено, чтобы при прощании никто к батюшке не подходил и не беспокоил его. Из церкви батюшка снова прошел в свою комнату. Сестер же снова расставили в два ряда от церковной паперти и до святых ворот, где снова, как при встрече, ожидали батюшку матушка с образом Царицы Небесной и певчие. Настала вновь тишина столь же благоговейная, как и прежде, но с оттенком скрытой грусти. То и дело доносились с разных концов всхлипывания и сморканья. Когда же появился наконец батюшка и певчие грустно запели “Достойно есть”, заплакали почти все. Батюшка шел быстро и благословлял на обе стороны. Там, где он проходил, кланялись ему в ноги. Когда же, сделав три земные поклона перед иконой Царицы Небесной и приложившись к ней, батюшка взял ее на руки и, стоя в святых воротах, в последний раз благословил ее сестер и обитель, как бы поручая их Божественному покрову нашей Заступницы усердной, все вместе поклонились мы в землю и горько заплакали. Батюшка же между тем, давши матушке приложиться к иконе, вновь передал ей в руки и быстро скрылся в карете. Дверца захлопнулась, и карета помчалась. Долго, долго еще, стоя у святых ворот, глядели мы вслед удалявшейся карете и не могли тронуться с места. Какая-то тихая грусть наполнила душу, и жаль было расстаться с ней. Как пусто стало вдруг в Шамордине, и долго не могли мы свыкнуться с этой пустотой, пока снова не вошли в свою обычную колею. Батюшка уехал от нас 28-го, в день празднования в честь Смоленской иконы Божией Матери. Образ Смоленской Божией Матери получила теперешняя матушка настоятельница на благословение от обители, принимая ее в свое управление. И в день празднования Ей батюшка всех нас поручил Всемилостивой и истинной Путеводительнице нашей. Матушка с монахиней Екатериной (Михайловной) ездили провожать батюшку до Оптиной. Что только там было! — рассказывала матушка. Как только узнали, что батюшка возвратился, вся монастырская братия присыпала к скиту. Оживление было по всему лесу такое, какое бывает лишь в светлый праздник. Дорожки от монастыря к скиту покрыты были народом, стремящимся со всех сторон к хибарке, чтобы принять благословение или взглянуть по крайней мере на батюшку. Слава Богу, дорога не слишком утомила дорогого батюшку, так что он в силах был всех благословить. На другой же день на вопрос матушки, как он себя чувствует, отвечал, что пребывание его в Шамордине кажется ему сном. Аминь.