Вскоре засим приехал к старцу близкий к нему духовный его сын, настоятель Перемышльского Троицкого Лютикова монастыря, игумен Феодосий с таким же опасением. “А знаете ли, батюшка, — сказал он, — что вас ожидает?ˮ Грустно старец поник головой. Ясно провидя духом козни исконного невидимого врага рода человеческого, теперь с особенным ожесточением вооружавшегося против него за его неисчисленные добродеяния людям, он сказал: “Да, отец Феодосий, весь ад восстал на меняˮ. Этот отец игумен прежде не раз испрашивал у старца благословение уволиться от настоятельской должности на покой. Старец на это отвечал: “Нам с тобой, отец Феодосий, тогда будет покой, когда пропоют над нами со святыми упокой; да и хорошо, если еще удостоимся". А в другой раз на ту же просьбу отца игумена батюшка сказал утвердительно в шутливом тоне: “Живи там, где живешь (т.е. в Троицком монастыре), пока не прогонятˮ. Потом прибавил: “А Оптиной пустыни все-таки тебе не миноватьˮ. Оба эти предсказания старца, уже после кончины его, исполнились в точности. Так сложились обстоятельства, что отцу игумену пришлось отказаться от занимаемой им должности и поместиться в Оптинском скиту, где он живет и доселе.
В эту наступающую, последнюю для старца Амвросия осень приехал к нему в общину проживавший при Оптиной пустыни К. Н. Леонтьев, чтобы получить от него благословение поехать в Москву для лечения. Прощаясь с ним, старец неоднократно обнимал его, говоря: “Прости, прости меня!ˮ Такое прощание показалось Леонтьеву знаменательным. И действительно: оно было последнее. Вскоре затем сначала скончался старец, а потом и Леонтьев в Троице-Сергиевой лавре.
Между тем все лето 1891 года в Шамордине ожидали своего нового архипастыря. Настоятельница и сестры тревожились и волновались и обращались к старцу с разными вопросами: “Батюшка! Как нам встречать владыку?" В ободрение их старец спокойно отвечал: “Не мы его, а он нас будет встречать”. — “Что для владыки петь?ˮ Старец сказал: “Мы ему аллилуия пропоемˮ. Еще как-то сказали ему: “Батюшка! Говорят, владыка хочет много спрашивать у васˮ. Он ответил: “Мы с ним потихоньку будем говорить, — никто не услышит". Одному из близких монахов на его сообщение о приезде владыки сказал: “Ну что ж, ступай в церковь и приготовь место, где мне стоять". Такими ответами старец очевидно намекал на свою близкую кончину, но этих намеков никто из окружавших его в то время не понимал.
У некоторых сестер даже было предчувствие близкой кончины батюшки, но этому не хотелось верить; думалось, напротив, что старцу невозможно так скоро умереть».
Так пишет М. Е. С-на: «Несмотря на великое счастье, что батюшка у нас, все предчувствие чего-то страшного не давало мне покоя; и мысль — не последние ли дни батюшка наш проводит с нами — все отравляла. Я боялась с кем-нибудь заговорить об этом, чтобы не услышать от других, что и им приходят те же мысли. Как-то в разговоре с М. я решилась спросить, как она думает об этом. М. мне на это тоже сказала, что она боится очень радоваться, — Бог знает, надолго ли так будет. Вероятно, и многим приходила эта мысль. От батюшки мы никогда не слыхали прямого указания на его близкую кончину. Некоторые распоряжения его как будто указывали на это, но тогда все как-то иначе объяснялось, и только после кончины старца стало все понятным. За несколько месяцев до кончины батюшки один петербургский художник, который иногда обращался к нему за денежной помощью, прислал Казанскую икону Божией Матери, копию с чудотворного Ее образа, и при ней имена своей семьи, прося батюшку помолиться за них. Батюшка велел положить записку в киот за икону и сказал: “Царица Небесная Сама будет молиться за них”. Эту икону после несли перед гробом батюшки. Один бедный семейный человек, которому батюшка много раз помогал, перед последней его болезнью письменно обратился к старцу с просьбой помочь ему купить теплую одежду. Батюшка послал ему сколько нужно было и при этом продиктовал несколько слов, прибавив в конце: “Помни, что это тебе последняя от меня помощь”. Мне пришлось писать эту записку, но последние слова ее меня нисколько не смутили. Я объяснила их себе так, что нужно было написать это ему в предупреждение, чтобы не слишком надеялся. Принесли батюшке икону Спасителя в терновом венце175
, которая долгое время стояла у него в приемной на столе. Одна приезжая монахиня, сидя в этой келье в ожидании приема батюшки, первая заметила на этой иконе выступившие капли, наподобие мира, и сообщила о сем М. Когда монахиня уехала, принесли икону к батюшке, рассказав ему о появившихся на ней чудесных каплях. Долго он смотрел на нее и сказал: “Будут скорби и тому, кто первый увидал это, и живущим здесь”. Через несколько дней после отъезда этой монахини батюшка получил от нее письмо, в котором она уведомляла его, что тотчас по возвращении в свой монастырь ей пришлось перенести неожиданно большую скорбь. Это было в начале сентября, а через месяц и нашей обители пришлось переживать потерю нашего незабвенного великого старца, отца и благодетеля».