Но едва проходила одна скорбь, как готова была для болезненного старца другая; вернее же сказать, то и дело прилагалась скорбь к скорби, болезнь к болезни. Раз как-то вскоре после Пасхи (1891) настоятельница общины, только что поставленная по его указанию, вошла к старцу в келью по какому-то делу. Но как здоровье ее было очень слабо, то она вдруг почувствовала себя очень нехорошо. Лицо ее помертвело, дыхание прекратилось, и она упала без чувств. Смутился старец. Сам, еле передвигая ноги, подошел к видимо умиравшей и трясущимися слабыми руками помогал сестрам положить ее на стоявшую вблизи койку; наконец, как бы прося ее не покидать его, удрученного болезнями и скорбями старца, сказал дрожащим от волнения голосом: «Мать, подыши еще!» И скоро, по молитвам старца, дыхание ее возобновилось, и она была приобщена Святых Христовых Таин. Но затем болезненные приступы к сердцу, неоднократно и прежде с ней повторявшиеся, вследствие чего она падала в обморок или омертвение, миновались совсем; вместо же того направились к зрительным органам и произвели слепоту. В средине лета она уже ничего не могла видеть, могла только различать, как и теперь различает, белый цвет от черного. Сама она, вследствие потери зрения, стала тяготиться должностью настоятельницы и просила у старца совета, что ей делать, — не подать ли прошение об отставке. Но батюшка на это не согласился, сказав: «Сама не подавай; а если велит подать начальство, то подай». На ее возражение, что она теперь слепая и уже не имеет надежды возвратить зрение, он спокойно ей отвечал: «Ну что ж; да ты пишешь лучше меня». Вообще, как заметно было, насчет потери настоятельницей зрения старец был покоен и только всячески убеждал ее не малодушествовать, часто повторяя: «Мать! Претерпевай и не унывай», приводя и слова Священного Писания:
Рядом с описанными скорбями и крайним недугованием батюшки отца Амвросия постоянно было неблаговоление к нему высшего духовного начальства, в особенности обострившееся к концу его жизни. О сем целая история. Выше было упомянуто, что в начале лета 1890 года выбыл из Калуги преосвященный Анастасий на Воронежскую епархию. На место его в Калугу назначен был Тамбовский преосвященный Виталий, который по обстоятельствам долго не являлся к месту своего назначения. Приехал он уже к осени, когда старец Амвросий имел свое пребывание в Шамординской женской общине. Перемещение владыки Виталия с Тамбовской на Калужскую епархию имело на него сильное удручающее влияние, как высказался он однажды настоятелю Перемышльского Троицкого монастыря игумену Феодосию. Но к этой скорби преосвященного Виталия прибавлялись здесь новые скорби. Ему хотелось, вскоре по приезде в Калужскую епархию, видеть известного всему почти православному миру Оптинского старца Амвросия, дабы утешиться его духовной беседой, но, узнав, что старец живет в женской обители, медлил ехать в Оптину пустынь, в ожидании, что он скоро воротится в свой скит. Между тем время шло, а старец не возвращался. И то еще для владыки было неприятно, что старец самовольно отлупился из своей обители в другой уезд174
и очень долго живет на стороне, да притом еще в женской обители. Но последующие обстоятельства еще более стали огорчать преосвященного. «С зимы 1890-1891 года, — как говорит в своих записках г-жа N, поднимались недобрые слухи на старца. По случаю его пребывания в женской обители, недоброжелатели его распускали о нем самые безобразные нелепости. Помутили и нового владыку. Бывши там близко и невольно слыша все это, я сильно тревожилась; беспокоить же старца еще не решалась, зная, что это — одно искушение, вражие восстание за его добродетельную жизнь, за его великую любовь к ближним. Носился слух, что в этом случае кто-то особенно повлиял на владыку. О недолжном якобы пребывании старца в женской обители писали будто бы даже в Петербург».Прибавим к сему еще то, что многочисленные посетители старца Амвросия развозили и разносили по разным местам разные слухи об Оптинских и шамординских делах, часто совсем неверные. О старце каждый толковал по-своему, — его судили и осуждали многие. Таким образом, по всем местам России, где только было известно имя старца Амвросия, пронесся о нем зол глагол. Должно отметить здесь как особенность, что среди почитателей старца Амвросия во все время, до самой его блаженной кончины, был также известный всему православному люду по своей высокодуховной жизни кронштадтский протоиерей, отец Иоанн Ильич Сергиев. Несмотря на все нелепые распространявшиеся о старце слухи, он всегда питал к нему любовь о Господе и уважение. Нередко шамординские сестры, по благословению старца Амвросия, ездили в Кронштадт к отцу Иоанну. Узнавши, откуда они, отец протоиерей имел обыкновение говорить: «А, это от старца Амвросия; о, великий старец! Земной поклон ему от меня».