В заключение этой главы еще и еще укажем на особенно выдающуюся черту в жизни старца Амвросия — его неограниченную милостивость к нищим и обездоленным людям. Принося в жертву своей общине, так сказать, все — и свое, истощенное болезнями, скорбями и старостью здоровье, и спокойствие, и, наконец, достояние, какое только Бог посылал ему через усердствующих благотворителей, он никогда не упускал случая помогать и всем, искавшим и ожидавшим от него помощи. Вот уже осень, последняя в его жизни. Сам старец хорошо это знает, так как давно уже стал намекать о сем окружавшим его. Знает и то, что в Шамординской общине большой недостаток. Но вот в далекой Москве один человек, которого батюшка призвал к новой жизни, находится в глубоком унынии. От своей семьи, с которой он давно расстался и которую считал обеспеченной, получил он скорбное письмо: там нужда, а помочь нечем. Просить старца о помощи он считает неблаговременным, так как хорошо знает, что в Шамордине теперь считают гроши. В это время убитый горем отец вдруг получает с почты повестку на немалые деньги и не может понять — откуда. А это благодетельный старец Амвросий поспешил облегчить его горе.
Чтобы иметь возможность без отказа подавать милостыню нищим, старец, несмотря на скудость в общине средств, всегда старался иметь в руках рублей до ста мелких денег, которые он и раздавал или сам, или через келейника, кому рубль, кому три и более. Из этих денег он уже никому не давал ни на какие потребности, ни даже на жалованье рабочим. Придет, бывало, наблюдавший за постройками монах отец Иоиль и станет просить у старца денег для расчета рабочих; батюшка скажет ему даже как будто с оскорблением: «Нет-нет, иди-иди; ну тебя совсем, ты и так меня всего обобрал; иди-иди, ну тебя совсем!» Когда же получится откуда-нибудь большая сумма, тогда уже старец, с веселым видом и присущей ему любовью, говорил: «Теперь бери сколько надо!»
Были люди, осуждавшие старца за его милостыню. Даже среди лиц, особенно преданных ему, часто возникало недоумение, как это он, имея в руках такое громадное дело, как устройство Шамординской общины, вовсе не бережет деньги, даже в самые трудные дни, — как будто мирян предпочитает своей обители, так как старец раздавал нуждавшимся все до последнего рубля. Происходил, например, такой разговор старца со своим келейником. Старец ищет около себя на постели денег, чтобы удовлетворить нуждающегося просителя. Вот он зовет келейника. «Поищи-ка, — скажет, — где-нибудь; кажется, у нас где-то рубль оставался; поищи, — просят». «Как бы вы не велели еще вчера отдать, — ответил келейник, — так бы точно оставался, а теперь ничего нет. Вот всё раздаете, а рабочие жалованья просят, — чем платить будем?» Чтобы утешить келейника, старец делает вид, будто раскаивается, со скорбью покачивая головой. Рубль все-таки где-нибудь отыскивали на долю бедняка, между тем как в Козельскую почтовую контору вскоре на имя иеросхимонаха Амвросия приходила крупная сумма денег. Так щедро Всеблагий Господь всегда награждал старца за его милостыню. Получалась таким образом возможность и жалованье рабочим уплатить, и еще некоторым нуждавшимся оказать помощь. Одним из последних пожертвований старца Амвросия было очень значительное количество денег, данное им на голодающих.
Веруя в неложное обетование Господа воздать за милостыню стократным воздаянием, старец, так сказать, сеял с несомненной надеждой, что община его в недалеком будущем пожнет обильный плод.
VIII. СКОРБНЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА СТАРЦА АМВРОСИЯ В ШАМОРДИНСКОЙ ОБЩИНЕ И ЕГО ПРЕДСКАЗАНИЯ О БЛИЗКОЙ СВОЕЙ КОНЧИНЕ
Не на покой, как означено в записках М. Е. С-ной, не на покой переехал батюшка отец Амвросий в устроявшуюся им общину, а на большие труды и скорби. Сам старец, в присутствии окружавших его сестер, высказывался так: «Матери и сестры! Я у вас здесь на кресте».