Преподобный Амвросий Оптинский

О будущем Шамординской обители старец нередко предсказывал и другим. «С какой, бывало, любовью, — замечает М. Е. С-на, — слушал он, когда еще жил в скиту, если какие-нибудь посетители приедут из Шамордина и начнут рассказывать, как им там понравилось, и удивляться, как быстро выросла эта обитель. Некоторым из них батюшка говорил: “Если бы знали, что там будет!...” Как-то две сестры вздумали переходить в другой монастырь, потому что им казалась трапеза скудной. Батюшка, услыхавши об этом, сказал: “Теперь не хотят потерпеть и понести нужду, а когда будет у нас хорошо, будут проситься, а их не примут”».

«В тот вечер, — продолжает свой рассказ г-жа N, — когда я пришла с батюшкой проститься, долго пришлось мне ждать. Народу было множество. Я все просилась к старцу, думая на другой день рано ехать. Наконец келейник меня позвал. Я вошла к батюшке и остановилась. Он лежал не на подушках, а так, на постели. На лице у него выступил пот крупными каплями; глазки были устремлены на святую икону; рот открыт. Я стояла в недоумении, что делать. Минут через пять батюшка перевел глазки на меня и тихо сказал: “Дай мне вздохнуть”. Я стояла, не зная, как мне поступить. Боялась уйти, чтобы не впустили к старцу еще народу, и молчала. Наконец он сказал: “Подойди ко мне!” И, перекрестив меня, прибавил: “Тара-бара, а ехать нам пора. Пойди скажи, чтобы подождали ко мне народ пускать. Была бы мать дома, не пустили бы ко мне столько народу”. (Матушки настоятельницы не было дома) Я так испугалась слабости батюшкиной, что сейчас же ушла в церковь служить молебен Царице Небесной, перед Казанской Ее иконой, о здоровье батюшки. По возвращении моем из церкви узнаю, что батюшка, тотчас по моем уходе, принимал и весело занимался с одной знакомой мне монахиней. На другой день я уехала. А приехав домой, узнаю, что моей дочери предложили уроки в одном казенном заведении. Я написала старцу с вопросом: “Можно ли принять место и не нарушит ли это в будущем наши планы?” На что от старца имела ответ следующего содержания: “Уроки — не пророки, — писал он. — Лучше место занять, чтобы до июня не быть без дела. А когда нужно будет, тогда и место можно оставить. Испрашивая на вас троих мир и благословение Божие, остаюсь с искренним благожеланием. Многогрешный иеромонах Амвросий”. Место дочерью было занято».

В ту же осень 90-го года на долю старца Амвросия выпал особенно замечательный случай, которым он среди своей скорбной и многотрудной жизни немало был утешен. В предшествовавшее этой осени лето на Оптинской монастырской даче такой был удачный лов стерлядей в реке Жиздре, какого никто из старожилов не помнил. Пойман был их не один десяток, величиною около полутора аршин. По желанию старца несколько самых хороших, отборных стерлядей послано было ко двору Его Величества, государя императора, к 17 октября, памяти избавления от смертной опасности его и всего его августейшего семейства. Благостнейший государь так был внимателен к сему Оптинскому приношению, что лично изволил принять двух Оптинских монахов, посланных по сему случаю, подал им для целования свою царственную руку и сказал им несколько приветливых слов. Когда же монахи сказали государю, что Оптинские старец и настоятель кланяются Его Величеству и сами поклонились ему в ноги, тогда и государь, по глубочайшему своему христианскому смирению, изволил слегка поклониться в ответ на оптинское приветствие и отпустил монахов с миром восвояси.

Между тем, с течением времени, оптинские братья по необходимости стали мало-помалу свыкаться со своим нелегким положением жить и быть без старца. По всей вероятности, они утешали себя в этом случае надеждою, что старец вернется в скит весной будущего года. Волнение несколько поулеглось. Наступил декабрь месяц. Шамординские сестры с нетерпением ожидали 7-го числа. То был день Ангела старца Амвросия — память святого Амвросия епископа Медиоланского. Накануне этого дня приехало из Оптиной несколько иеромонахов, особенных почитателей старца, во главе которых был скитоначальник иеромонах Анатолий. Отслужили бдение и на следующий день собором литургию, с молебном святому, с возглашением многолетия имениннику. Затем все служившие пришли поздравить батюшку с днем Ангела. Лицо у него в это время казалось очень бледное и истомленное. Принимая с благодарностью поздравления от монахов, он только смиренно все повторял: «Уж очень много параду сделали». После братий приходили поздравлять дорогого именинника и все сестры. Каждая из них поднесла ему какой-нибудь подарочек своей работы, кто — четочки, кто носочки, кто фуфаечку сшил, а кто икону написал. Батюшка с веселым лицом принимал от них подарки, благодарил всех, шутил и оделял — кого куском пирога, карамелькой с билетиком, кого пряником; а некоторых мазал по лицу пирожной начинкой, доставляя им через это невыразимое удовольствие. Все в этот день были веселы и счастливы.