Находим нелишним упомянуть и о том, что у старца Амвросия был и граф Л. Н. Толстой115
. Пришел он в Оптину, кажется, в конце семидесятых годов пешком, в крестьянской одежде, в лаптях и с котомкой за плечами. Скоро, впрочем, открылось его графское достоинство. Пришел он купить что-то в монастырскую лавку и начал при всех раскрывать свой туго набитый деньгами портмоне, и потому вскоре узнали, кто он таков. Как по виду крестьянин, он приютился в простонародной гостинице. Одного бедного дьячка спросил старец Амвросий, где остановился. «Да там, — отвечал тот, — с графом в простонародной». Этот, представлявший из себя какого-то особенного человека, лично был у старца и сказал ему, указав на свою одежду, как он живет. «Да что ж из этого?» — воскликнул старец, с улыбкой поглядывая на него. Неизвестен подлинный ответ старца графу, но смысл его таков: одна внешность без внутреннего содержания, что тело без души. Все труды и подвиги телесные и даже самоумерщвления, если они не направлены к исполнению заповедей евангельских, к приобретению добродетелей, и в особенности смирения, не только не приносят пользы душе человека, но, наоборот, приносят ей величайший вред — совершенно ее погубляют.Наконец, особенным днем в году для старца было 7 сентября, день кончины его старца, батюшки отца Макария, к которому, как выше замечено, всегда питал он беззаветную любовь. Так как в этот день, со времени кончины старца Макария, дозволено было пускать в скит женский пол, то к этому числу ежегодно собиралось многое множество монахинь и мирянок почтить его память молитвенным поминовением, а кстати и осмотреть сокровенный для них скит116
. 7 сентября потому в особенности старец Амвросий был в совершенной осаде от женщин, которые целый день окружали его корпус со всех сторон.Так, среди непрестанных трудов и ежедневной суеты, среди многоразличных скорбей, напастей и болезней — этих волн и волнений моря житейского, плыла к тихой пристани ладья старца Амвросия. Но, окрыляемый живой верой в Промысл Божий и непостыдной надеждой, он своим любящим сердцем так был прикован к неизреченной красоте горнего града Иерусалима Небесного, что, как казалось окружавшим его, или почти, или совсем их не замечал.
X. НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ НАСТАВЛЕНИЯ СТАРЦА АМВРОСИЯ, ЗАПИСАННЫЕ БОЛЬШЕЙ ЧАСТЬЮ ХИБАРОЧНЫМИ ПОСЕТИТЕЛЬНИЦАМИ
Какое приятное впечатление производила старцева хибарка на посетительниц, описывает одна из них так: «Как радостно забьется сердце, когда, идя по темному сосновому лесу, увидишь в конце дорожки скитскую колокольню, а с правой стороны убогую келейку смиренного подвижника! Как легко на душе, когда сидишь в этой тесной и душной хибарке, и как светло кажется при ее таинственном полусвете! Сколько людей перебывало здесь! И приходили сюда, обливаясь горькими слезами скорби, а выходили со слезами радости; отчаянные — утешенными и ободренными; неверующие и сомневающиеся — верными чадами Церкви. Здесь жил батюшка — источник стольких благодеяний и утешений. Ни звание человека, ни состояние не имели никакого значения в его глазах. Ему нужна была только душа человека, которая настолько была дорога для него, что он, забывая себя, всеми силами старался спасти ее, поставив на истинный путь. С утра до вечера, удрученный недугом, старец принимал посетителей, подавая каждому по потребности. Слова его принимались с верой и были законом. Благословение его или особенное внимание считалось великим счастием, и удостоившиеся этого выходили от него, крестясь и благодаря Бога за полученное утешение».
Советы же и наставления свои, которыми старец Амвросий пользовал души приходивших к нему с верою, преподавал он или часто в уединенной беседе, или вообще всем окружавшим его в форме самой простой, отрывочной и нередко шутливой. Вообще нужно заметить, что шутливый тон назидательной речи старца был его характерной чертой.