Преподобный Амвросий (СИ)

В эту пору, конечно, не подозревая этого, стояла я в ожидании старца, и вот, передать словами затрудняюсь, что вдруг произошло в душе моей: свет какой-то, какая-то теплота согрела и осветила меня, упала я на колени пред иконою Царицы Небесной; слезы сами обильно полились; это были слезы мирные, особенные, радостные слезы и, когда со свечою вошел батюшка, встала я с молитвы и обратилась к нему со словами: „Отец мой! Спасайте меня! Душу свою хочу открыть вам; искренно говорить хочу, искренно каяться, хочу быть послушной и преданной вам; руководите меня ко спасению, умоляю вас!“ - С этого момента точно все во мне преобразилось: страшно отвратительным казалось мне самой мое прежнее настроение. Для того, чтобы старцу открыть душу на исповеди, я кратко рассказала ему всю жизнь свою и последнее искушение - желание своеволия, так сильно опутавшее еще юное сердце! - Что же это, как не благодатная сила молитвы о мне старца?!

Уезжая из Оптиной, я вполне была покойна и счастлива; все меня приводило в восторг: та же дорога, тот же знакомый сосновый лес! Но другим мне казался он… сердце чувствовало близость Бога, так что и в творениях Его познавала я величие Создателя Бога, и вот, с тех пор, стала я искренно преданною, духовною дочерью старца о. Амвросия до самой кончины его. Неоднократно испытывала я на себе благодатную силу молитв и влияния старца; сравнительно он много снисходительнее был почивших о. Макария и о. Илариона. Помню, слышала я такой отзыв людей опытных в духовной жизни, что если к почившим вышеупомянутым старцам подходило наименование отцов, мудрых руководителей, - то к батюшке о. Амвросию к этому наименованию следовало добавить название нежной, любвеобильной матери. Мягкостью батюшка делал очень много; оставя других, скажу о себе, - что я готова была идти на все, чтобы только исполнить желание старца. Приходилось многим жертвовать, отказывать себе во всех мнимых удовольствиях и самых малых развлечениях, не всегда допускаемых в монастыре. Если можно так выразиться, особая какая-то тактика была у батюшки; никогда он строго не взыскивал и не запрещал; бывало, каешься ему, что разрешаю на рыбу мясоедом в среду или пяток, именно в такие дни, когда устав сего не дозволяет. И скажет только батюшка: „Вижу я, что тебе наскучило быть здоровой; вот ты и ешь рыбу, когда это не должно!“ - Конечно, после этих слов, из страха прогневить Бога и не навлечь наказания болезни, и не станешь более разрешать на рыбу, и внушение такое остается памятным на всю жизнь.

Таким образом и в других случаях батюшка действовал мягкостью, но вместе действовал так сильно, что слово его оставалось как бы законом и более не нарушалось. Однажды каялась я на исповеди старцу, что покупая в лавке разные предметы, при расчете с купцом, - последний ошибся и отпустил мне одну вещь вместо другой, более ценную, - здесь я не заметила, а когда дома узнала, то подумала, что не стоит возвращать и оставила так у себя. Однако, поступок этот тяготил совесть, и я, сознавая грех свой, каялась старцу. На это батюшка рассказал мне случай из своей жизни. „Когда еще учился я в семинарии, - говорил старец, - зашли мы, несколько товарищей, в лавку купить различные учебные принадлежности; при расчете купец обчелся, сдал нам лишнее, что-то больше рубля. В то время мы, школьники, рады были случаю и поделили между собою эти деньги. Совсем позабыв об этом, я уже в Оптиной вспомнил, и совесть слегка начала тревожить; затем, все дальше - больше и больше стало тяготить; и чтоб успокоить ее, сколько делал? Сколько подавал бедным, - впоследствии сколько жертвовал на храмы, на разные богоугодные учреждения, и все с целью выплатить неправильно присвоенное, хотя, в сущности, и пустяки, но вот и до сих пор это обстоятельство томит меня, и дорого бы дал я, если бы кто мог мне указать хоть бы наследников того купца, которого и фамилии не помню, чтоб я мог им вернуть захваченное неправдою. Вот поэтому советую тебе, - продолжал батюшка, - возвратясь домой, немедля отнеси в лавку и скажи купцу, что по ошибке у тебя оказалось „то-то и то-то“. - Еще говорил батюшка, что долги после смерти тяжело ложатся на душу, надо избегать их! Бог безгранично милостив, прощает кающихся грешников, но люди все - не таковы; другие прощают, а есть, которые долгов и не прощают, но жалуются и негодуют на умерших своих должников, и тем самым тяготится душа после смерти!

Еще говорил: „Большой ответ отдадут Богу за нехранение уставов Церкви в отношении несоблюдения постов, ответят же именно за то, что за грех не считают постом есть скоромное; во всем другом сознают себя грешными и каются, но в нарушении постов и каяться не думают, а между тем преступают завещание Св. матери Церкви и, по учению св. апостолов, уподобляются за преслушание язычнику и мытарю“.