Преподобный Максим Исповедник, его жизнь и творения

Отсюда ясно, что мнение о принадлежности жития Феодосию Гангрскому не имеет никакой прочной опоры, а, напротив, опровергается той же редакцией жития, где только и высказывается. Даже если бы мы устранили из грузинского жития все, что туда помимо Βίος’a привнесено «переводчиком», <т. е.> если бы иметь в виду чистый Βίος, то и в таком случае его нельзя было бы приписывать Феодосию. Помимо ошибок, встречающихся здесь, [2425] из коих некоторые совершенно недопустимы у современника и очевидца событий, и противоречат его <собственным> показаниям, против принадлежности Βίος’a Феодосию говорит стиль этого жития, стиль сравнительно гладкий и даже по сравнению с Hypomnesticum’oм Феодосия Гангрского литературный. Беспримерная неуклюжесть речи Феодосия, заметная даже в русском переводе, его бесконечные и уродливые периоды так характерно отличают его стиль и столь резко отграничивают его Hypomnesticum от других житийных произведений данного периода, что об авторстве Феодосия по отношению к Βίος’y не может быть и речи.

Более решительное значение для определения времени написания Βίος’а может иметь установление отношения его к Феофану. Как мы видели, между Феофаном и Βίος’οм существует самое тесное соотношение: оба документа во многих местах совпадают дословно. Генетическая связь между ними несомненна. Собственно говоря, обращая внимание на то, как в Βίος’е Феофан комбинируется с другими источниками, можно бы приоритет Феофана считать бесспорным. В нашей, однако, литературе защитником совершенно иного взгляда является проф. М. Д. Муретов. В своих примечаниях к тексту изданного им Βίος’а он указывает у Феофана различные признаки более поздней редакции по сравнению с житием и рассматривает Βίος как источник для Феофана. К этому выводу приводят проф. М. Д. Муретова его наблюдения как общего соотношения повествований у Феофана и в Βίος’е, так и мелкие вариации между ними по тексту. По-видимому, в основе всей его теории лежит то основное предположение, что для Феофана не может быть другого источника, кроме Βίος’a. Ученым исследователем руководили также общие соображения о апостериорности Феофана, из которых с необходимостью следует требование для него определенного источника, причем, по мнению профессора, таковым и может быть только Βίος. Мы позволим себе не согласиться с этим мнением авторитетного ученого. Но этим самым мы обязываемся войти в разбор его аргументации, чтобы вместе с тем доказать, что не Феофан <зависит от Βίος’a>, а Βίος зависит от Феофана.