Как бы то ни было, впрочем, чтобы говорить вообще об интерполяциях в тексте, и притом греческого происхождения, нужно указать, по крайней мере, греческий оригинал интерполированного и подлинного текста, если даже оставить в стороне вопрос о документах, на основании которых сделаны те или другие вставки. Но подобного греческого интерполированного оригинала указать нельзя. Да его и никогда не было. Предполагать его существование нет никакой надобности. «Интерполяция», вернее — обработка жития, могла быть произведена и не греком, а самим «переводчиком» его на основании разных доступных ему греческих сочинений. А «переводчиком» было такое лицо, которое считать склонным к редактированию и обработке документов мы имеем все основания. И помимо общих соображений, следы редакционной руки переводчика нетрудно найти в самом житии. Таковы вставные замечания о диспуте преп. Максима с Пирром, который св. Евфимий обещает перевести в полном виде [2415]
впоследствии, об установлении памяти преп. Максима на <Шестом> Вселенском соборе, [2416] что согласно со следующим (интерполированным) рассказом св. Евфимия об этом Вселенском соборе [2417] и, без сомнения, принадлежит ему же. Словом, если и есть в грузинском житии интерполяции, то все они принадлежат переводчику, и все грузинского происхождения.А что в грузинском житии действительно имеется много «интерполяций», это видно из сличения его с оригиналом, каковым для него по преимуществу послужил Βίος.
Βίος, несомненно, лежит в основе этого жития. Лишь в начале и в конце оно дополнено на основании Vita I–II, IV–VI, XVI и синаксаря, во всем же остальном своем содержании, за исключением отмеченных [2418]
и некоторых других интерполяций, всецело совпадает с Βίος’οм. В нем приводятся те же документы, что и в Βίος’е, и в том же порядке, и с теми же пропусками и вариантами, что и в нем. Никаких других источников, — кроме тех, которые известны из Βίος’а, оно не знает. Не знает оно их даже в их подлинном виде, а лишь в редакции Βίος’a, с разными сокращениями, с пропусками (особенно в точных датах) и т. п. Этим и объясняются допущенные в нем хронологические промахи (4 месяца жизни преп. Максима в Лазике): пустыми догадками заполнены различные пропуски>. Такие ошибки только и возможны у того, кто не имел под руками подлинных документов. Наконец, можно указать в житии такую ошибку, которая только и могла возникнуть при неудачном пользовании текстом Βίος’a. По грузинскому житию, беседа преп. Максима с епископом Феодосием имела место «спустя три года» по его ссылке в Визию. [2419] В Βίος’ε этой дате соответствуют слова: Μετὰ δέ τινας χρόνους. [2420] Очевидно, св. Евфимий прочел: Μετὰ δέ τρεῖς χρόνους. Больше он ни откуда не мог взять этой явно неверной даты. [2421]Если сравнить грузинское житие с его оригиналом, то тогда и откроется все обилие интерполяций, внесенных св. Евфимием в текст жития, в том числе и замечание о том, что автором жития является Феодосий Гангрский. И окажется, что вина за это неверное замечание, как и за прочие исторические погрешности, действительно, на стороне этих интерполяций, вернее же — обработки текста Βίος’а, сделанной «переводчиком». Много ошибок произошло, очевидно, от поспешности работы, и объясняется <тем, что> построениям своим <св. Евфимий> смело придавал большее значение, чем прямым показаниям источников. Например, сюда можно отнести признание Анастасия, пресвитера и апокрисиария, за диакона, а Анастасия Монаха — за пресвитера. Повод к ошибке тоже отчасти подал текст Βίος’а. Письмо Анастасия Апокрисиария, сообщающее о последней участи преп. Максима и его учеников, передается в Βίος’е в косвенной речи, причем указания Анастасия Апокрисиария на себя в первом лице (т. е. ἐμέ,) заменяется оборотом τοῦτον τὸν ταῦτα γράφοντα. [2422]
При недостаточно вдумчивом отношении к делу легко было перепутать двух Анастасиев, тем более что из синаксаря [2423] св. Евфимий знал, что один из учеников (νεώτερος, не пресвитер!) кончил жизнь во Фракии (отсюда он заключил, что этот ученик «вернулся в Грецию»). [2424]Вполне возможно, что то обстоятельство, что письмо Анастасия Апокрисиария было адресовано к Феодосию, было понято в том смысле, что этот последний является и автором всего жития, в которое вставлено полученное им письмо Анастасия Апокрисиария, τοῦτον τὸν ταὺτα γράφοντα. Во всяком случае, и замечание «переводчика» об авторстве Феодосия является тоже интерполяцией, и <тоже> грузинского происхождения.