Однако в нашей русской литературе исследователи, изучавшие Βίος, обнаруживают общее стремление признавать Βίος за памятник весьма ранний, [2378]
написанный современником преп. Максима. Вместе с этим вопрос о взаимоотношении Феофана и Βίος’a решается в смысле зависимости первого от последнего. Сторонниками такого взгляда являются прот. К. С. Кекелидзе [2379] и проф. М. Д. Муретов, [2380] причем первый базируется главным образом на основании внешних свидетельств, найденных им в грузинской редакции пространного жития, а второй исходит из анализа внутренних отношений между «Хронографией» Феофана и Βίος’οм.Прот. К. С. Кекелидзе принимает на веру показание грузинского жития, свидетельствующего, что это житие написано «пресвитером Феодосием», [2381]
и именно тем Феодосием, которому писал Анастасий Апокрисиарий, т. е. Феодосием Гангрским. Если бы это было правдой, то показание грузинского жития было бы для истории целой находкой. Феодосий Гангрский — лицо хорошо известное. Он — современник преп. Максима, свидетель его мученического подвига. От него остался документ Hypomnesticum [2382] с описанием участи всех св. изгнанников, пострадавших за противодействие типосу. К нему написано и письмо Анастасия Апокрисиария, приводимое в Βίος’а и ясно здесь указанное (καθὼς Ἀναστάσιος ὁ πρεσβύτερος καὶ ἀποκρισιάριος τῆς πρεσβυτέρας Ῥώμης γράφει πρὸς Θεοδόσιον ἐν τῇ ἁγίᾳ πόλει διάγοντα). [2383] Было бы поэтому весьма важным установить тезис о принадлежности пространного жития этому лицу. Но в действительности свидетельство грузинского жития является не более как недоразумением, и значение его не выше нуля.Дело в том, что свидетельство грузинского жития решительно подрывается самим же этим житием — всем его содержанием. Здесь встречаются такого рода ошибки и погрешности, каких никак не мог бы допустить Феодосий, хорошо знакомый с обстоятельствами страданий преп. Максима как по личному опыту, так и по относящимся к ним повествованиям, [2384]
особенно о времени страдания преп. Максима. Так, по грузинскому житию, прение преп. Максима с епископом Феодосием имело место через три года [2385] после ссылки его в Визию, между тем как это было на следующий год — 24 августа 656 г. [2386] По грузинскому житию, послание к Феодосию написал Анастасий диакон; [2387] на самом же деле — Анастасий, пресвитер и апокрисиарий. [2388] Этот же Анастасий «диакон» будто бы по смерти царя, значит, после 668 г., вернулся в Грецию и рассказал автору жития о всем случившемся в ссылке со св. исповедниками, [2389] но в действительности ни один из Анастасиев — учеников преп. Максима не дожил до этого времени: Анастасий, пресвитер и апокрисиарий римский (= «диакон»), умер 11 октября 666 г., [2390] а Анастасий Монах — 24 июля 662 г. [2391] По житию, Анастасию «диакону» преп. Максим написал письмо из последней ссылки в Лазике; [2392] в действительности, известно только одно письмо преп. Максима к Анастасию, но не диакону или пресвитеру, а просто монаху, и письмо это написано не из последней, а из первой ссылки (в Визии) в 655 г. Помимо одного Анастасия — «диакона», — житие знает еще и другого Анастасия, скончавшегося по дороге в последнее место ссылки в Сванию; этого Анастасия оно упорно именует «пресвитером». [2393] В действительности, этот Анастасий был простым монахом (аввой) [2394] и не имел даже диаконской степени. По житию, преп. Максим скончался (13 августа) через 4 месяца по прибытии на место ссылки; [2395] в действительности же — как легко можно видеть из письма Анастасия Апокрисиария — через 2 месяца 5 дней. [2396] По житию, на Шестом Вселенском соборе ублажили память св. Мартина и преп. Максима. [2397] На самом деле, отцы собора не обмолвились о них ни единым словом. Невозможно, чтобы подобные ошибки мог допустить Феодосий Гангрский, в противоположность своему Hypomnesticum’y и собранным и изданным им документам (Relatio, Ер. ad Anastasii monachum, Tomus alter, Ep. Anastasii apocrisiarii). Такие ошибки возможны только у лица, совершенно не осведомленного в положении вещей и плохо знакомого с источниками, но ни в коем случае не у современника, проявившего притом усердие к собиранию и комментированию (Hypomnesticum) собранных исторических документов.Но мало того. В грузинском житии имеются такие «вставки» по сравнению с другим известным житийным материалом, которые абсолютно исключают авторство Феодосия Гангрского. Так, на третьем допросе преп. Максима в Константинополе в уста св. отца влагается Символ, [2398]
трактующий даже об иконопочитании, и в таких чертах, как только можно было говорить после иконоборческих споров. Этот Символ есть не что иное, как λίβελλος περὶ τῆς ὀρθοδόξου πίστεως [2399] Михаила Синкелла — современника преп, Феодора Студита.