Преподобный Максим Исповедник, его жизнь и творения

Рассказ о затворничестве преп. Максима возбуждает новые и серьезные недоумения. С точки зрения Георгия, выходит, что преп. Максим по издании экфесиса смирился, ушел в затвор, и в Церкви был мир до смерти Ираклия и появления арабов, каковые события, видимо, хронологически сближаются. С появлением арабов снова началась пропаганда преп. Максима, которая быстро затем перекинулась в Африку. В общем, преп. Максим до смерти Ираклия или даже до восстания в Африке (646 г.) прожил в Палестине. Но это совершенно неверно. Уже в 639 г. преп. Максим сносится с Римом и пишет по поводу издания экфесиса послание к карфагенскому игумену Фалассию, [3089] к которому еще в 637/639 г. написал свои Quaestiones ad Thalassium, и уже в 640 г. прямо заявляет, что живет в Карфагене. [3090] Несомненно, преп. отец бежал туда от нашествия арабов, которых он так боялся, [3091] т. е., по крайней мере, ранней осенью 636 г., когда в решительном бою при Ярмуке (20 августа) проиграна была судьба Палестины. [3092] Отсюда заключаем, что хотя еще можно утверждать, что в конце 634 г. и в эпоху Кипрского собора 635 г. преп. Максим был вместе со св. Софронием в Палестине, но говорить о пребывании его там после экфесиса (638 г.) нет никакой возможности. Оно имело место до Кипрского собора и, по-видимому, выходило из кругозора непосредственного созерцания Георгия, которое, как мы видели, все вошло в Кипрский собор, так что знать о нем Георгий мог из вторых рук, может быть, по рассказам в Сувивском сирийском монастыре, соседнем с монастырем вессов. [3093] Так как 631–634 гг. преп. Максим провел в Африке, то, очевидно, затворничество его можно относить только ко времени не позже 630/631 г. Мотив этого затворничества, указываемый Георгием, конечно, вымышлен для связи с предшествующим рассказом. Прекращено оно было бегством от набега арабов в 630 г., а не тем, что переход Палестины под власть арабов открыл преп. Максиму свободу для пропаганды своего учения. Последнее основание явно выдумано, как полемический выпад и средство политической диффамации деятельности преп. отца. Это в особенности обнаруживается из последующего повествования Георгия, где, правда, под влиянием другого (византийского) источника, он мотивом переселения преп. Максима выставляет страх перед арабами, которые, по представлению того же источника, шли как бы следом за разрушительным и вредоносным действием распространения учения преп. Максима.

Сообщение о бунте в Африке принадлежит, конечно, уже к рассказу Луки, затворника африканского, к которому мы теперь и переходим. Это — третий источник Георгия и третья часть его «Истории». Здесь говорится, что из Палестины преп. Максим с Анастасией и другими монахами [77b] «пошли и пришли в один монастырь, который был во главе Африки и назывался по-ромейски Pn’zrtws (Sacerdos?). [3094] В нем жили некие ученики школы из Низибина. [3095] Архимандритом монастыря был Исаия и сын его по имени Иисус (Ишо); монахов было 87, и (все) они были несториане. И когда они нашли, что преп. Максим и Анастасий в своем учении согласны с учителем их Несторием, они приняли их и согласились с их учением. И они вовлекли в заблуждение всю Африку, и никто не вступал с ними в состязание в Африке, [77 об. а] кроме одного боголюбивого затворника, по имени Лука, через посредство которого они были силою Божьей побеждены. И он немедленно послал относительно них [сообщение] в Константинополь. К этому затворнику написал св. Макарий, патриарх Антиохийский (667–681 гг.), [3096] три книги против учения Максима». [3097] Но все же Максим и Анастасий успели посеять свои плевелы «и ввели в заблуждение в Африке всех, кого только могли, так что совратили и ипарха тамошнего по имени Георгия». [3098] Дальнейший рассказ — о странствованиях преп. Максима по оставлении Африки — основывается уже, может быть, всецело на другом источнике: сообщениях некоего кубикулария.

Лука является, несомненно, очевидцем. Но сведения а) отличаются партийностью: он ничего не знает о диспуте с Пирром и упоминает лишь о своих победах; б) они довольно позднего происхождения: Лука писал тогда, когда о восстании Григория можно было трактовать как о совершившемся факте, т. е. после 647 г., а судя по его переписке с Макарием, патриархом Антиохийским (667–681), может быть, даже и не раньше 667 г., значит, уже после смерти преп. Максима. Впрочем, свои доносы в Константинополь он мог послать и раньше, например, ок. 646 г. Мы не можем сказать, насколько достоверны его сообщения о монастыре Sacerdos. Конечно, среди беженцев из Сирии могли быть и несториане. Но возможно, что Лука, подобно монофизитам, так называл и православных, и ради опорочения причислил их к школе Низибинской. В общем, свидетельство Луки годится все же для исторического пользования.