Думается, здесь надо принять во внимание ту тесную связь, которая соединяла преп. Максима с учеником его Анастасием Монахом, бывшим во время его протоасикритства писцом у супруги Ираклия Евдокии. [938] Последняя умерла 13 августа 612 г. [939] Вскоре после этого Ираклий допустил противозаконный брак на своей же племяннице Мартине в 613 г. [940] Вероятно, оскорбленный этим кровосмесительным браком Анастасий не пожелал продолжать службы в канцелярии императрицы и, отказавшись от общественной деятельности, принял монашество. Вероятно, в это же время, на 33 году жизни, и преп. Максим оставил двор и поступил в Хрисопольский монастырь после трехлетнего управления императорской канцелярией. По крайней мере, на основании существующих документов мы не можем высказать никакого другого предположения об этом важном моменте в жизни преп. Максима, что и заставляет нас остановиться на этой дате.
<Хрисопольский монастырь и пребывание в нем преп. Максима>
Монастырь, в котором преп. Максим начал свою подвижническую жизнь, находился в константинопольском предместье Хрисополь, [941] расположенном на азийском берегу Босфора и с XIII в. известном под именем Скутари. [942] Он был основан в 594 г. кесарем Филиппиком, зятем императора Маврикия — в честь Пресвятой Богородицы. [943] В этом монастыре впоследствии, при тиране Фоке, Филиппин принял монашество [944] и был похоронен. [945] Вот в этот монастырь пришло и другое знатное лицо: протоасикрит Максим «постриг власы и надел власяницу», [946] и стал монахом. Тут началась для него обычная подвижническая жизнь: он изнурял тело свое подвигами, носил власяницу, проводил время в посте, всенощных бдениях и напряженной молитве, [947] исполняя все предписания монашеского устава. Преп. Максим не был невольным пострижеником, какими часто бывали византийские вельможи. Он пришел в монастырь по призванию, по внутреннему влечению своего сердца: поэтому тяжелые подвиги монашеской жизни были для него желанным упражнением, [948] и он не только не тяготился ими. но и стремился к ним всей душой. {9}
<Основные черты аскетических воззрений преп. Максима; его жизнь и занятия в монастыре>
Имея возвышенное представление о монашестве, он все силы своей души сосредоточил на том, чтобы осуществить, по возможности, начертанный им идеал монашеской жизни. [949] Предавшись жизни по Богу, он совершенно отрекся от мира, всех мирских привязанностей и благ [950] и всякий помысел о мире считал клятвопреступлением. [951] По его убеждению, монах уже не имеет на земле ничего, кроме тела, но и к нему он должен обуздать привязанность и вверить попечение о себе Богу и благочестивым людям. [952]
Но внешние подвиги самоотречения были только низшей ступенью монашеского совершенства, на которой не мог остановиться преп. Максим. Его чуткая душа, по природе склонная к сосредоточенности, мистической созерцательности, постоянно обращалась к внутреннему миру духовной жизни и стремилась очистить, возвысить и усовершенствовать «внутреннего человека» в борьбе с помыслами. [953] Он оставил позади требования общежительного монашества и устремился к высшим подвигам духа, к внутреннему деланию, которому он придавал главное значение в подвижнической жизни. С непоколебимой настойчивостью вел он внутреннюю духовную борьбу со страстями, помыслами, влечениями [954] и в посте, труде и молитве всегда старался непрестанно предстоять Богу. [955] Так он достиг бесстрастия — того состояния душевного мира, когда душа не тревожится страстями; [956] и проникся той божественной любовью, [957] которая возвышает ум человека над всем тварным, делает его равнодушным к миру и мирской славе [958] и возводит к жизни высшей, небесной, делая способным к духовной («умной») молитве, мысленному созерцанию Божества, просвещению божественным светом [959] и откровению божественных тайн. [960] В этих подвигах духовного борения возросла в преп. Максиме та сила воодушевления, которая сделала его вдохновленным певцом любви христианской, [961] носителем высокого аскетического идеала и лучшим представителем практического мистицизма.
Наряду с монашескими подвигами преп. Максим не оставлял и своих научных богословских занятий. К ним влекло его теперь не только природное расположение, но и жизненное призвание и обязанность монаха. [962] В своих богословских занятиях преп. Максим по-прежнему искал духовного света, источника назидания, утверждения в истине. Он всецело погрузился в глубины ареопагитской мистики и высоты богословских созерцаний Григория Богослова.
<Возведение преп. Максима в сан игумена Хрисопольского. Вопрос о времени этого события>