Преподобный Максим Исповедник, его жизнь и творения

Что же побудило монофелитов сделать такие поспешные и неверные заключения, какие мы находим в их учении? Что питало их уверенность в правоте их понимания халкидонского учения? Думаем, что это были две предпосылки теоретического характера (как и спор, по существу, был теоретическо–спекулятивным). Первой предпосылкой и πρῶτον ψεῦδος монофелитства было утверждение, что энергия и воля есть проявление личности, ипостаси: последняя есть их источник и основание. [1188] В данном случае мы у монофелитов встречаем то неправильное отождествление ὑπόστασις с понятием личности (водящего субъекта), которое впервые намечено было Аполлинарием [1189]и впоследствии раскрывалось отчасти и церковными учителями в виде проведения полной аналогии между образом соединения души и тела в одну (индивидуальную) личность человека и неизреченной тайной единения во Христе двух естеств. [1190] На самом деле, понятие ὑπόστασις гораздо шире и означает реализацию природ на основании одного ὑποκείμενον. [1191] Под влиянием этой аналогии ὑπόστασις Христа была понята монофелитами как конкретная человеческая личность, целостное психическое целое. [1192] Освещая это понятие с чисто психологической точки зрения, они твердо держались того убеждения, что ипостаси принадлежит воля и энергия, и именно в том смысле, что она производит желания и действует (ὁ θέλων, ὁ ἐνεργῶν). [1193] С точки зрения непосредственного опыта это, конечно, правильно: мы всегда сознаем себя совершителями известных деяний и волю считаем определением своего «я»: всякое разумно–сознательное существо всегда имеет одну волю. Однако метафизический анализ различает в этих конкретных обнаружениях нашей деятельности явления двух порядков: во–первых, индивидуальные особенности, отличающие нашу деятельность от деятельности других подобных субъектов (τρόπος τοῦ ἐνεργεῖν, θέλειν, πῶς ἐνεργεῖν, θέλειν) и придающие ей конкретный характер, отвечающий индивидуальному складу нашей духовной жизни; и, во–вторых, общие черты деятельности, составляющие достояние всех сходных по природе субъектов, деятельность вообще (λόγος τοῦ θέλειν, просто (ἁπλῶς) θέλειν), или, как выражался преп. Максим, естественную волю, естественное действие. В каждом акте можно отметить наличность общей (природной) склонности и сообразное (индивидуальное) применение ее, хотя с психологической точки зрения они представляют один неразложимый акт. Первое (способность) относится к природе, второе (применение способности) — к личности. [1194] Однако такое различение индивидуальной и естественной воли было такого рода анализом, до которого не доходило сознание монофелитов (его мы встречаем только у православных). Они брали деятельность как целостный психологический акт и усваивали его личности. При такой точке зрения они, естественно, и могли прийти к своим еретическим выводам. Взяв из церковной ортодоксии положение «οἷς ἦν ὁ ἐνεργῶν» и не подвергая его анализу, не отличая здесь того, что носит печать личности, от общего, принципиального, они от единства деятеля заключали к единству деятельности, объявляя энергию свойством ипостаси и проповедуя μία θεοῦ ἐνέργειαν. Из чисто психологического положения [1195] они делали вывод, имеющий метафизический характер, и со своей точки зрения считали себя совершенно правыми.

<Влияние на различное понимание воли и энергии обеими сторонами различных течений философской мысли того времени>