Преподобный Сергий Радонежский. Игумен земли Русской

Руководит жизнью в обители, конечно же, преподобный Сергий, но сам он остается лишь смиренным иноком, не облеченным ни священным саном, ни игуменским званием. Он управляет исключительно силой собственного примера, кротким и смиренным словом и на деле исполняет завет Христов: кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою [Мк. 9, 35). Преподобный принимает на себя все самые трудные и нелюбимые братией работы: носит воду в двух водоносах (нередко тайно и оставляет ее при дверях братских келлий), рубит дрова и складывает в аккуратные поленницы около дверей келлий, мелет зерно. Печет хлеб, кроит и шьет одежду для себя и для братии. Если кто-то из братий отходил ко Господу, сам готовил усопшего к погребению. По слову преподобного Епифания, святой первоначальник Лавры служил братии как раб купленный, всячески стараясь облегчить им жизнь. К слову, сам Преподобный был высокого роста, крепок и силен – по слову жизнеописателя, он «имел силу против двух человек».

Так сложилась полнокровная монашеская община, хотя в ней еще не было канонически поставленного игумена. По-прежнему братия совершали положенные Уставом богослужения, но с ростом их числа все острее сказывалась необходимость в священнослужителе, совершающем Божественную литургию, которая есть сердцевина и основание жизни во Христе. Обстоятельства внешние тоже требовали священнического служения в монастыре, ставшем уже известным миру. В начале 1350-х годов на Русь пришла чума – «черная смерть», как называли ее в то время. Зародившись в 1320 году в пустыне Гоби, смертоносная эпидемия, значительно сократив население в Азии, в 1345-м пришла на Кавказ и в Крым, а в 1348-м вовсю свирепствовала уже в Европе, выкосив почти треть ее населения. Спасения от болезни не было, всюду воцарились страх и уныние. Вымирали целые города и села. В Киеве, Чернигове, Смоленске и Суздале уцелела лишь треть населения; в Глухове и Белозерске не осталось ни одного человека. Не успевали отпевать и хоронить умерших. В 1353 году умер митрополит Феогност, два сына великого князя Симеона Иоанновича и сам великий князь. Напуганные люди жались к монастырям: приготовившись к смерти по-христиански, не так страшно было отходить в вечные обители. Нет сомнения в том, что и в Троицкую обитель приходило в те страшные годы гораздо больше богомольцев, и им нужны были и исповедь, и причащение Святых Христовых Таин, и надежда на христианскую кончину живота.

Братия все чаще стали приступать к Преподобному с требованием, чтобы он принял священный сан и управление обителью. Преподобный Сергий уклонялся от этой чести, сколько мог. Он объяснял братии, что желание игуменства есть начало и корень властолюбия, и ни за что не соглашался принять игуменский жезл. Однако братия тоже стояли на своем. Однажды братия, собравшись все вместе, пришли к Преподобному и сказали: «Отче! Мы не можем долее жить без игумена. Исполни наше сердечное желание: будь нам игуменом, будь наставником душ наших. Мы будем каждый день приходить к тебе с покаянием и открывать перед тобою нашу совесть, а ты будешь подавать нам прощение, благословение и молитву. Мы желали бы видеть тебя совершающим ежедневно Божественную литургию и от твоих честных рук причащаться Святых Христовых Таин. Ей, честный отче, таково наше общее сердечное желание. Не откажи нам в этой милости»[18].

Преподобный Сергий и на этот раз отказался, прося братию оставить его Богу, чтобы Он творил на нем Свою святую волю. Не трудов и ответственности боялся святой Сергий – нет, боялся он только одного: повредить своему спасению, нарушить волю Божию, приведшую его в пустыню для смиренной и покаянной молитвы. Однако именно воля Божия проявилась в упорстве братий, которые, беззаветно любя своего учителя, впервые воспротивились ему. «Зачем ты, отче, – говорили они ему, – отказываешься исполнить наше общее желание? Ведь ты основатель обители сей – будь же ей и настоятель. Твоя добродетель собрала нас сюда – она же пусть и управляет нами. Ты насадил виноград сей – ты и питай нас своим учением и плодами примера твоего. Вот наше последнее слово: или сам будь нам игуменом, или, если не хочешь, иди испроси нам игумена у святителя; если же не так, то мы все разойдемся отсюда»[19].

И еще несколько дней продолжались эти переговоры и уговоры. В этих беседах с братией просияло поистине Христово смирение Преподобного. «Простите меня, отцы мои и господие, – со слезами говорил он старцам, пришедшим к нему за решительным ответом, – кто я, грешный, чтобы мне быть иереем Божиим? Как дерзну я на такое служение, пред которым со страхом и трепетом преклоняются и самые Ангелы? Нет, это выше меры моей, отцы мои: я еще не начинал жить по-монашески – как же я осмелюсь коснуться святыни Божией? Вот мое дело: плакать о грехах моих, чтобы вашими же святыми молитвами достигнуть оного края желаний, к которому стремится от юности моя грешная душа»[20].