Много лет спустя, когда были изобретены электронные часы, они напомнили мне о пятиминутных проверках. Они убивали время точно так же – медленно и аккуратно отрезая от него кусочки и бросая их в мусорную корзину, и все это сопровождалось почти незаметным щелчком, чтобы ты знал: время уходит. Щелчок, свист распахивающейся двери, «Проверка», свист закрывающейся двери, щелчок – еще пять минут жизни утекли в никуда. Ты прожил здесь еще пять минут.
Меня в итоге перевели на получасовые проверки, но поскольку мою соседку Джорджину проверяли каждые пятнадцать минут, значения это не имело. Щелчок, свист распахивающейся двери, «Проверка», свист закрывающейся двери, щелчок.
Отчасти из-за этого мы предпочитали торчать напротив дежурки медсестер. В этом случае им для проверки достаточно было высунуть голову, совершенно не мешая нам.
Щелчок, свист распахивающейся двери, «Проверка», затем привычная последовательность нарушалась:
– А где Полли?
– А кто здесь медсестра? Это ваша работа, вы ее и выполняйте, – ворчала Джорджина.
Свист закрывающейся двери, щелчок.
Не успевали мы и глазом моргнуть, как она возвращалась. Щелчок, свист распахивающейся двери, «Проверка», свист закрывающейся двери, щелчок.
Проверки никогда не прекращались, даже по ночам – они были нашей колыбельной, нашим метрономом, нашим пульсом. Наша жизнь отмерялась ими, мы словно хлебали ее с чайной ложечки. Или все же со столовой? Так или иначе, то была испещренная царапинами жестяная ложка, наполненная до краев чем-то горьким, испортившимся, скисшим раньше срока – нашей жизнью.
Колюще-режущие предметы
Маникюрные ножницы. Пилка для ногтей. Безопасная бритва. Перочинный нож. (Его тебе подарил папа на день рождения, когда тебе исполнилось одиннадцать.) Заколка для волос. (Ее тебе вручили на выпускном в школе. На ней еще две розоватые капельки перламутра.) Золотые серьги Джорджины. (Вы издеваетесь? Посмотри, с обратной стороны – сестра специально показала ей – они острые.) Пояс. (Мой пояс? Он-то чем вам не угодил? Всему виной пряжка. Наверное, если постараться, с ее помощью можно было выколоть себе глаз.) Ножи. Ну ладно, запрет на ножи я еще понимаю. Но вилки и ложки? А запрещено было все: и ножи, и вилки, и ложки.
Ели мы с помощью пластмассовых приборов. Не больница, а бесконечный пикник какой-то.
Когда сначала ты долго пилишь кусок старой жесткой говядины пластмассовым ножом, а потом перекладываешь отрезанный кусок на вилку (проткнуть жесткий кусок говядины пластмассовой вилкой было невозможно, так что приходилось использовать ее как ложку), то от привкуса пластмассы в еде избавиться невозможно.
Но однажды в больницу не успели завезти даже пластмассовые приборы, так что нам пришлось пользоваться картонными. Вам доводилось когда-нибудь есть картонной вилкой? Она мгновенно размокает, так что можете себе представить, какой вкус у еды, мешающейся с комками картона.
А если хочется ноги побрить?
Подходишь к дежурке:
– Я хочу побрить ноги.
– Минутку.
– Я иду сейчас в ванную и хочу побрить себе ноги.
– Подожди, мне нужно проверить твою карточку.
– У меня имеется разрешение на бритье ног. Под присмотром.
– Погоди, погоди, сейчас проверю. – Она продолжает копаться в бумагах. – Все в порядке. Еще минуточку.
– Все, я пошла.
Я в ванной. Ванная размером с бассейн, хоть олимпийские соревнования проводи. Глубокая, длинная, на чугунных ножках в виде львиных лап. Щелчок, свист распахивающейся двери, «Проверка»…
– Эй, а бритва где?
– Я проверками занимаюсь.
– Но у меня сейчас по расписанию бритье ног.
Свист закрывающейся двери, щелчок.
Я доливаю еще немного горячей воды. Да, эти ванные для гидротерапии очень классные и удобные.
Щелчок, свист распахивающейся двери – это сестра, которая должна контролировать процесс бритья ног.
– Вы бритву принесли?
Она подает мне бритвенный станок и садится на стуле рядом с ванной. Мне восемнадцать лет. Ей – двадцать два года. Она наблюдает за тем, как я брею ноги…
Небритых ног в отделении было много. Такая вот заря феминизма.
Вторая Лиза
Однажды у нас появилась еще одна Лиза. Ее мы называли по имени и фамилии, Лиза Коуди, чтобы отличать ее от настоящей Лизы, которая осталась просто «Лизой», как королева.
Лизы подружились. Одним из самых любимых их занятий были телефонные разговоры.
Три телефонные будки у выхода были единственным местом, где можно было остаться одному. Туда можно было просто войти и запереть за собой дверь. Даже совсем свихнувшийся человек имел право на частный разговор, пусть и с самим собой. У медсестер имелся список телефонных номеров, по которым каждой из нас разрешалось звонить. Когда мы поднимали трубку, нас автоматически соединяли с дежурной медсестрой.
– Алло! – Алло, это Джорджина, (или Синтия, или Полли). Я хочу связаться с номером 555-4270.
– Этого номера в твоем списке нет, – отвечала дежурная.
После этого связь прерывалась.
Но оставалась запыленная и тихая телефонная будка со старомодной черной трубкой с изогнутой спинкой.