Прерванная жизнь

Да, это был сексизм. Но мне до сих пор сложно с правилами, касающимися курения. Отчасти поэтому я и стала писательницей – чтобы я всегда могла спокойно покурить.

– Писательницей, – ответила я на вопрос социального работника о моих профессиональных планах. – Я собираюсь стать писательницей.

Этот разговор состоялся вскоре после того, как меня выписали.

– Это хорошее хобби, но как вы собираетесь зарабатывать на жизнь?

Мы с ней друг другу не понравились. Она мне не нравилась, потому что она не понимала: я такая, какая есть, и я буду писательницей, я не собираюсь печатать счета за обучение или продавать посуду для запекания гусиной печени или другие подобные глупости. Я ей не нравилась потому, что была самонадеянна, не шла на сотрудничество и, возможно, была не в своем уме, упорствуя в желании стать писательницей.

– Зубной техник, – предложила она. – Вот хороший вариант. Продолжительность обучения всего один год. Я уверена, что вы справитесь.

– Ну как вы не понимаете… – начала я.

– Нет, это ты ничего не понимаешь, – отрезала она.

– Ненавижу стоматологов.

– Это хорошая непыльная работа. Надо смотреть на вещи трезво.

– Вэлери, – сказала я, вернувшись в отделение. – Она хочет, чтобы я была зубным техником. Это невозможно.

– А что? – Вэлери, похоже, тоже не понимала. – Это не так уж и плохо. Хорошая непыльная работа.

К счастью, мне предложили выйти замуж, и меня выпустили. На дворе был 1968 год, замужество ни у кого недоумения не вызывало.

Топография будущего

Рождество в Кембридже. Студенты здешнего Гарвардского университета уехали на праздники к своим семьям в Орегоне или Нью-Йорке, а студенты из университетов Рид в Орегоне и Колумбия в Нью-Йорке приехали сюда, в Кембридж.

Брат моего приятеля, который через два года погибнет – но тогда мы, конечно же, не могли об этом знать, – пригласил меня в кино, где я познакомилась со своим будущим мужем. Поженились мы тоже года через два.

Мы встретились у входа в кинотеатр «Бреттл». В тот вечер показывали французскую драму «Дети райка». В тот сухой и ясный декабрьский вечер Кэмбридж казался раем: повсюду светились огни, люди бежали за рождественскими подарками, шел снег. Снежинки припорошили тонкие светлые волосы моего будущего мужа.

Они вместе ходили в школу – брат моего обреченного приятеля и он. На праздники в Кембридж он приехал из Орегона.

Я уселась между ними на балконе, где можно было курить. Мой будущий муж взял меня за руку задолго до того, как Батист потерял в толпе Гаранс. Из кино мы выходили по-прежнему держась за руки. Будучи человеком тактичным, брат моего приятеля оставил нас наедине посреди заснеженного вечернего Кембриджа.

Он не хотел меня отпускать. Мы были под впечатлением от фильма, а Кембридж тем вечером был так красив, он был наполнен жизнью и возможностями. Ночь мы провели вместе, в квартире какого-то его друга.

Он уехал обратно в Портленд учиться, а я вернулась к продаже чесночниц и формочек для выпекания булочек. Жизнь потекла дальше, и я в итоге о нем позабыла.

Зато он обо мне не забыл. Той весной он окончил университет, вернулся в Кембридж и разыскал меня в больнице. Он собрался на лето в Париж, но пообещал писать мне.

Я все это пропустила мимо ушей. Это в его мире было будущее, в моем мире его не было.

Вернулся он в непростой момент. Торри уехала, я переживала из-за костей, а еще я не знала, сколько времени потеряла в стоматологическом кресле. У меня не было желания с ним встречаться, и я сказала медсестре, что не хочу никого видеть.

– Никаких визитов, я слишком расстроена.

Но мы поговорили по телефону. Он собрался переехать в Мичиган. Я ничего против этого не имела.

В Мичигане ему не понравилось. Он продержался месяцев восемь, но потом вернулся и снова захотел встретиться со мной.

У меня дела шли получше, меня перевели на режим частичного доверия. Мы могли сходить в кино, приготовить обед у него в квартире, в семь вечера посмотреть новости, чтобы быть в курсе, сколько солдат погибло во Вьетнаме в тот день. В половине двенадцатого я вызывала такси и возвращалась в больницу.

Летом того же года на дне шахты лифта обнаружили тело его брата. Лето было жаркое, труп уже частично разложился. Его будущее закончилось одним жарким днем на дне шахты лифта.

Как-то в сентябре я вернулась в больницу раньше обычного, еще до одиннадцати. В палате были Джорджина и Лиза.

– Мне сегодня сделали предложение, – сообщила я.

– Что ты сказала? – спросила Джорджина.

– Мне сегодня сделали предложение, – повторила я.

Повторив эти слова, я сама удивилась.

– Я поняла! Что ты ему на это сказала?

– Я согласилась.

– Ты уверена, что хочешь за него выйти? – спросила Лиза.

– Да, – ответила я, хотя абсолютной уверенности у меня не было.

– А потом что?

– В смысле?

– Ну что будет потом, когда вы поженитесь?

– Не знаю, – ответила я. – Я об этом не думала.

– А ты подумай, – посоветовала мне Лиза.

Я попробовала. Закрыла глаза и представила, как мы сидим на кухне, что-то нарезаем и потом варим. Я вспомнила похороны нашего приятеля. Потом представила, как мы идем в кино.