Прерванная жизнь

– Ничего в голову не приходит, – сказала я. – Тишина. Ощущение свободного полета, будто я со скалы сорвалась. – Я рассмеялась. – Надо полагать, как только я выйду замуж, жизнь моя остановится.

Не остановилась. И тихой она тоже не была. Я в итоге от него ушла. Это было сознательное решение, я поступила как Гаранс, которая затерялась в толпе, чтобы ее не нашел Батист. Я чувствовала, что мне нужно побыть одной. Порог будущего мне хотелось переступить самостоятельно.

Разум и мозг

Как бы мы это ни называли – разумом, характером, душой – нам нравится верить, что мы – это не просто скопище нейронов, что мы обладаем чем-то, что делает нас живыми.

Только бóльшая часть того, что мы называем разумом, – это просто мозг. Любое воспоминание – это определенный набор клеточных изменений, происходящих в определенных местах внутри головы. Любое настроение – это смесь нейромедиаторов. Депрессию, например, можно объяснить избытком ацетилхолина и недостатком серотонина.

А разум-то где?

Путь от недостатка серотонина до мыслей о никчемности и бессмысленности окружающего мира довольно долгий; еще более долгая дорога ведет к созданию пьесы о человеке, охваченном подобными мыслями… Вот где раздолье для разума. Должен же кто-то заняться переводом всего этого бормотания нейронов.

Можно предположить, что это метафизический, бестелесный переводчик. Но так ли это? Разве это не набор бесчисленных процессов, происходящих в мозгу? Если бы всю эту сеть мельчайших одновременных действий, из которых состоит мысль, идентифицировать и разложить по полочкам, то можно «увидеть» разум.

Переводчик убежден, что это невозможно. «Я – твой разум, – говорит он. – Меня нельзя просто взять и разложить на дендриты и синапсы».

Он вечно выступает с громкими заявлениями и всегда все пытается объяснить. Например: «У тебя легкая депрессия из-за стресса на работе». (От него никогда не услышишь: «У тебя легкая депрессия из-за пониженного уровня серотонина».)

Но его переводам нельзя верить безоговорочно. Например, когда ты порезала палец, а он орет: «Ты умрешь!» Или когда он утверждает, что «съесть двадцать пять печенек на ужин – это отличная мысль». Возможно, конечно, но маловероятно.

Зачастую он и сам не знает, о чем говорит. Но кто (или что) в этом случае решает, что он заблуждается? Второй, более важный переводчик?

Если так, то стоит ли останавливаться на двух переводчиках? В этом-то и беда этой интерпретации. Она не имеет конца. Любому переводчику нужно перед кем-то отчитываться.

Но вместе с тем она передает суть нашего восприятия сознания. Бывают мысли и бывают размышления о мыслях, и это явно разные вещи, обусловленные совершенно разными процессами, происходящими в мозгу.

Дело в том, что мозг начинает разговаривать сам с собой и таким образом модифицирует собственное восприятие. Представьте себе, что первый переводчик – это иностранный корреспондент, который информирует вас о том, что происходит в мире. В данном случае мир – это все, что находится как снаружи, так и внутри тела, вплоть до уровня серотонина в мозгу. А второй переводчик ведет авторскую колонку, он – обозреватель. Оба в курсе того, о чем пишет другой. Одному нужно мнение, чтобы объяснить факты, а второму нужны факты, чтобы сформировать мнение. Оба влияют друг на друга. Они даже разговаривают друг с другом.

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Боль в левой ноге, чуть повыше пятки.

ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК: Полагаю, это из-за тесной обуви.

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Проверяю. Снял обувь. Все равно больно.

ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК: Визуальный осмотр провел?

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Именно этим сейчас и занимаюсь. Имеется покраснение.

ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК: Крови нет?

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Не-а.

ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК: Ну и забей.

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Хорошо.

Через минуту приходит следующее сообщение.

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Боль в левой ноге, чуть повыше пятки.

ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК: Да знаю уже.

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Продолжает болеть. Теперь еще и волдырь вылез.

ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК: Ногу натерла, ничего страшного. Забей.

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Хорошо.

Через две минуты.

ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК: Не тереби волдырь.

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Если я его проколю, станет легче.

ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК: Тебе так только кажется. Оставь его в покое.

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Хорошо. Но больно же.

Такое ощущение, что психические заболевания вызваны проблемами в коммуникации между двумя переводчиками. Классический пример:

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: В углу комнаты сидит тигр.

ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК: Нет, это комод, а не тигр.

ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК: Тигр! Тигр!

ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК: Не неси чепухи. Давай приглядимся.

В этот момент дендриты, нейроны, уровни серотонина и ацетилхолина, равно как и переводчики, сбиваются в стайку и спешат в угол комнаты.

Если ты не сумасшедший, то первый переводчик в итоге согласится с тем, что перед ним комод, как и утверждает второй переводчик. Но если ты сумасшедший, то первый переводчик будет настаивать, что в углу сидит именно тигр, и ты ему поверишь.