Прерванное молчание

Эрик замотал головой, но это, конечно, не устроило Ригби.

— Да или нет, мистер Стоун? Отвечайте на вопрос!

— Нет.

— Тогда откуда вы могли знать, что то, что, якобы «заставлял вас делать ваш отец», было предосудительно или неправильно?

Эрик растеряно смотрел то на Ригби, то на Дороти, то на меня, но мы никак не могли ему помочь, а все протесты моментально отклонялись, потому что, естественно, все, что говорил обвинитель, имело самое непосредственное отношение к делу.

— Вы когда-нибудь обсуждали со сверстниками сексуальные отношения?

— Нет, — Эрик мотал головой.

— Тогда откуда вы знали, что такие отношения не нормальны? Объясните нам, мистер Стоун, откуда у двенадцатилетнего мальчика вдруг появились такие познания? И — что еще важнее — почему вся эта история увидела свет только сейчас? — Он сделал паузу, но, так и не дождавшись ответа, заключил. — Не потому ли, что это просто очередная уловка вашего адвоката, которая, надо признать, не лишена смыла и изобретательности. Очернить доброе имя вашего отца, представив вас жертвой, тем самым надавить на жалость присяжных. Браво, мисс Честертон! Но где же тогда заключение о предшествующем смерти мистера Стоуна-старшего половом акте? Ведь такие следы остаются даже у мертвых! И где же, позвольте спросить, несчастная сестра Эрика Стоуна? Где его мать? Ах да, должно быть, вдова Стоун просто не пожелала участвовать во всем этом спектакле, дорожа памятью бывшего мужа! — Он повернулся к присяжным, среди которых, все же было три женщины от сорока до пятидесяти. — Вы, матери, — обратился он к ним. — И я прошу вас сделать усилие и представить себя на месте Джины Стоун. Скажите, знай вы о том, какие извращенные действия способен совершать ваш муж, оставили бы ему ребенка после развода? — Все три дамы отрицательно замотали головами. — Правильно — нет! Потому что ни одна мать не бросит своего ребенка. Материнство — это инстинкт, и с этим трудно спорить. Думаю, если бы мисс Стоун услышала всю эту фантастически трогательную историю, которую нам так долго рассказывала мисс Честертон, она бы сгорела со стыда!

Заключительная речь Ригби ставила окончательную точку в наших попытках. Даже судья, который вначале был склонен поверить нам, был теперь убежден в нашей отчаянной лжи. Это было унизительно. Это было грустно. Но самым ужасным было ловить на себе взгляд Эрика, когда его в наручниках уводили из зала суда. Не думаю, что он изначально верил во всю эту затею, но мы дали ему надежду, которую не смогли оправдать, и он совершенно справедливо мог считать нас лжецами и ненавидеть.

С учетом срока, уже проведенного в колонии, Эрику дали десять лет тюрьмы, что было весьма великодушно для убийства первой степени.

Его отправили в тюрьму штата. Через пару недель я попробовал навестить его, но он только сказал мне, чтобы я убирался и никогда больше не приходил.

— Прошу, Эрик, не будь так жесток, — говорил я в телефонную трубку, глядя ему в глаза через пуленепробиваемое стекло. — Мы сделали все, что смогли. Прости нас. Нам очень жаль…

— Уходи, Миллер, — он даже не присел на стул и все еще стоял с трубкой в руке. — Не надо приходить ко мне! Мне жаль, что мы встретились. Лучше бы я ничего тебе не рассказывал! Убирайся!

Он повесил в трубку и ушел.

Это был последний раз, когда я видел Эрика Стоуна.

Глава вторая Рой Даллас

1.

Этого парня привезли с очередной партией новеньких. Я услышал шум и выглянул из камеры. Он шел, держа в руках свои вещи, и смотрел прямо перед собой. Так все приходят. Все выглядят одинаково, когда появляются здесь. Пока он шел по коридору, в его сторону летели бумажки, салфетки и всякого рода унизительные выкрики. А что вы хотели — это тюрьма, мать вашу, и тут всем оказывают одинаково холодный прием. Я все продолжал всматриваться в новенького, а его все вели и вели, не останавливаясь. Черт, неужели, ко мне, подумал я. Давненько у меня не было соседа — хоть будет с кем потрепаться. За двойное убийство мне дали пожизненный срок. К тому моменту я отсидел пятнадцать лет, и, можно сказать, впереди была еще целая жизнь. Но вот соседа у меня давно не было — как-то не срасталось.

А этот новичок ничего — отметил я по мере того, как он и двое охранников приближались к моей камере. Совсем молодой. Он был симпатичный, и я сразу подумал, что здесь для него это, скорее, минус. Парень остановился возле моей камеры, автоматическая решетчатая дверь открылась, и он оказался внутри.

Решетка закрылась, охранники что-то буркнули ему в спину и ушли. Он положил вещи на верхнее место, облокотился о кровать и какое-то время стоял так, уставившись в стену.

— Привет, — обратился я к нему.

Он не ответил и даже не пошевелился.

— Эй! Я сказал привет! Вроде как, знаешь, поздоровался с тобой!

— Привет, — негромко произнес он, оторвав взгляд от стены.

— Меня зовут Даллас, — я протянул ему руку. — Рой Даллас, потому что в Далласе меня знает каждая собака.

Мне, действительно, дали такое прозвище, потому что в этом городе меня все знали. Я долгое время был там в банде местного крестного отца — немало дел натворил.