Прерванное молчание

— Почему вы отдали им Марио? — негодовала я.

— Успокойся, Элис, — Эстер Хантер была, как всегда, невозмутима. — Мы не можем держать у себя детей без разрешения взрослых, и тебе это известно.

— Но он же сам пришел! Он сбежал из дома! Неужели вы не понимаете, что ему нельзя было туда возвращаться!

— Элис, — тон Эстер становился строже. — Не устраивай мне тут истерик! Мы должны помогать детям, но должны оставаться при этом в рамках закона…

— Да о чем вы говорите! — перебила я. Вы что, хотите вытащить этих бедных детей из грязи, не запачкав руки! Что за чушь! Какой закон говорит, что мы должны оставлять ребенка с отцом, который издевается над ним!

Я защищала тогда не только Марио. Я защищала, прежде всего, Джона. Я видела, как больно ему было видеть синяки на теле мальчика. Я чувствовала, как ком встал у него в горле, когда я сказала, что Марио вернули домой.

— Элис, — снова вступила Хантер, — тебе известно, что в таких ситуациях мы наблюдаем ребенка. Мы навещаем семьи, если подозреваем жестокое обращение с детьми. И как только мы замечаем нарушение закона, мы начинаем работать с юристами. Но сначала нужно добыть доказательства.

— Господи! — я только развела руками. — Вам что, надо дождаться, пока кого-то забьют до полусмерти, чтобы начать помогать! Вам что, непременно надо, чтобы кто-то умер!

— Не надо утрировать…

— Если вы так помешаны на законе, — перебила я, — то шли бы работать адвокатом или в полицию. Зачем же вы лезете спасать детей!

— Я понимаю, что история этого Марио Бискотти, должно быть, сильно тебя задела, — все еще спокойно и сдержано продолжала Эстер. — Но не надо обобщать. Элис, не надо лезть в бутылку. Мы будем заниматься делом семьи Бискотти. Обязательно! Ты же знаешь, мы не оставим это.

— Да вы уже оставили! — выдохнула я. — Кто они для вас? Просто «дела», просто папки с фамилиями? Просто свод законов и правил, которым вы должны следовать? Господи! Да они же дети! Невинные дети! Они самые беззащитные существа на Земле!

— Элис, успокойся. Я понимаю твое негодование. Но если мы не будем все делать по закону, то ничего не сможем добиться.

— Что же за закон такой, позволяющий отдать Марио отцу, который избивает его! Если закон говорит сделать такое, то я предпочитаю быть вне закона. Мы все должны быть вне такого закона. Иначе, какое мы имеем право говорить о спасении.

— Элис! — Хантер повысила голос. — Я прошу, иди домой и успокойся! Мы не первый год работаем с проблемными семьями, и не надо никого учить. Я не хочу ругаться с тобой, я не хочу скандалить и выслушивать твои истерики! Просто успокойся. Возьми отгул и отдохни.

Я в бессилии махнула рукой и вышла из кабинета.

Какая же она все-таки равнодушная. Как спокойно она меня выслушивала. Как будто все эти несчастные дети были просто предметами на ее рабочем столе. Как будто все это происходило в кино, которое она смотрела, жуя свой поп-корн.

Эстер была неплохим человеком. Она возглавляла центр уже много лет. У нее была ученая степень и множество профессиональных наград в области психологии. Она постоянно организовывала благотворительные вечера. Но после нашего разговора мне почему-то показалось, что все это она делала отнюдь не из милосердия и большой любви к детям. Она была неплохим человеком, но все это она делала исключительно из эгоистических соображений. Ей, как и многим, так отчаянно хотелось выглядеть в глазах общественности, да и в своих собственных, хорошей и благодетельной. Она любила рассказывать о том, как помогала детям, как вытаскивала их из «неблагополучных» семей. Она так и говорила всегда «неблагополучных». Джон называл это «дерьмом». Салливан называл это «адом», «кошмаром». Он, кажется, вообще, не знал такого слова — «неблагополучный». И он никогда не говорил ни с кем о том, что делал. Он не любил выслушивать слова признательности. Он терпеть не мог всех этих восхищенных отзывов. Когда его благодарили, он просто махал рукой и никогда не появлялся на благотворительных вечерах. Ему не нужна была ученая степень или статус психолога, хотя он без труда мог получить и то и другое. Он плевать хотел на все эти общественные глупости. Но он никогда бы не прошел мимо матери, оскорбляющей своего маленького ребенка на улице. Он никогда бы не отвернулся от папаши, который бьет своего сына или дочь в общественном месте. Он просто не мог пройти мимо. И его невозможно было удержать. Что до таких, как Эстер Хантер, им, наверное, непременно хочется попасть в рай за свои добрые дела. Но, возможно, на Небесах, ведется счет не только детям, которых мы спасли, но и тем, которых оставили умирать. И возможно, мы все попадем в ад именно за то, что отвернулись от того, что происходило прямо у нас под носом. И мы совершенно точно попадем в ад, если будем слепо следовать земным законам, забывая про законы любви и сострадания.

2.