Преступление и наказание, Часть 6, Эпилог

Here we have bookish dreams, a heart unhinged by theories. Here we see resolution in the first stage, but resolution of a special kind: he resolved to do it like jumping over a precipice or from a bell tower and his legs shook as he went to the crime.	Тут книжные мечты-с, тут теоретически раздраженное сердце; тут видна решимость на первый шаг, но решимость особого рода, -решился, да как с горы упал или с колокольчика слетел, да и на преступление-то словно не своими ногами пришел.
He forgot to shut the door after him, and murdered two people for a theory.	Дверь за собой забыл притворить, а убил, двух убил, по теории.
He committed the murder and couldn't take the money, and what he did manage to snatch up he hid under a stone.	Убил, да и денег взять не сумел, а что успел захватить, то под камень снес.
It wasn't enough for him to suffer agony behind the door while they battered at the door and rung the bell, no, he had to go to the empty lodging, half delirious, to recall the bell-ringing, he wanted to feel the cold shiver over again....	Мало было ему, что муку вынес, когда за дверью сидел, а в дверь ломились и колокольчик звонил, - нет, он потом уж на пустую квартиру, в полубреде, припомнить этот колокольчик идет, холоду спинного опять испытать потребовалось...
Well, that we grant, was through illness, but consider this: he is a murderer, but looks upon himself as an honest man, despises others, poses as injured innocence. No, that's not the work of a Nikolay, my dear Rodion Romanovitch!"	Ну да это, положим, в болезни, а то вот еще: убил, да за честного человека себя почитает, людей презирает, бледным ангелом ходит, - нет, уж какой тут Миколка, голубчик Родион Романыч, тут не Миколка!
All that had been said before had sounded so like a recantation that these words were too great a shock.	Эти последние слова, после всего прежде сказанного и так похожего на отречение, были слишком уж неожиданны.
Raskolnikov shuddered as though he had been stabbed.	Раскольников весь задрожал, как будто пронзенный.
"Then... who then... is the murderer?" he asked in a breathless voice, unable to restrain himself.	- Так... кто же... убил?.. - спросил он, не выдержав, задыхающимся голосом.
Porfiry Petrovitch sank back in his chair, as though he were amazed at the question.	Порфирий Петрович даже отшатнулся на спинку стула, точно уж так неожиданно и он был изумлен вопросом.
"Who is the murderer?" he repeated, as though unable to believe his ears. "Why, _you_, Rodion Romanovitch!	- Как кто убил?.. - переговорил он, точно не веря ушам своим, - да вы убили, Родион Романыч!
You are the murderer," he added, almost in a whisper, in a voice of genuine conviction.	Вы и убили-с... - прибавил он почти шепотом, совершенно убежденным голосом.
Raskolnikov leapt from the sofa, stood up for a few seconds and sat down again without uttering a word.	Раскольников вскочил с дивана, постоял было несколько секунд и сел опять, не говоря ни слова.
His face twitched convulsively.	Мелкие конвульсии вдруг прошли по всему его лицу.
"Your lip is twitching just as it did before," Porfiry Petrovitch observed almost sympathetically.	- Губка-то опять, как и тогда, вздрагивает, -пробормотал как бы даже с участием Порфирий Петрович.
"You've been misunderstanding me, I think, Rodion Romanovitch," he added after a brief pause, "that's why you are so surprised.	- Вы меня, Родион Романыч, кажется, не так поняли-с, - прибавил он, несколько помолчав, -оттого так и изумились.