Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

После занятия Киева белогвардейцами долгие списки конкретных домов, из которых евреи обстреливали добровольцев, печатались аж в трех выпусках киевской газеты «Вечерние огни» 18, 19 и 20 октября. В правительственном официозе «Киевлянин» также публиковались подобные подробности. В этой же газете была размещена страшная и пронзительно откровенная статья Василия Шульгина «Пытка страхом», где с потрясающей силой раскрывается психологическая атмосфера предпогромных дней, вся внутренняя подоплека событий:

«По ночам на улицах Киева наступает средневековая жизнь. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинается душу раздирающий вопль. Это кричат жиды. Кричат от страха… В темноте улицы где-нибудь появится кучка пробирающихся вооруженных людей со штыками, и, увидев их, огромные пятиэтажные и шестиэтажные дома начинают выть сверху донизу…

Целые улицы, охваченные смертельным страхом, кричат нечеловеческими голосами, дрожа за жизнь… Это подлинный непритворный ужас, настоящая пытка, которой подвержено все еврейское население.

Русское население, прислушиваясь к ужасным воплям, вырывающимся из тысячи сердец под влиянием этой «пытки страхом», думает вот о чем: научатся ли евреи чему-нибудь в эти ужасные ночи? Поймут ли они, что значит разрушать государства, которые они не создавали? Поймут ли они, что значит, по рецепту «Великого учителя Карла Маркса», натравливать один класс против другого? Поймут ли они, что значит осуществить в России принципы «народоправства»? Поймут ли они, что такое социализм, из лона которого вышли большевики? Поймут ли они, что им теперь следует делать? Проклянут ли они теперь во всех синагогах и молельнях перед лицом всего народа тех своих соплеменников, которые содействовали смуте?

Покается ли еврейство, бия себя в грудь и посыпав главу пеплом, покается ли оно в том, что такой-то и такой-то грех свершили сыны Израиля в большевистском безумии? Пред евреями стоят два пути: один путь – покаяния, другой – отрицания, обвинения всех, кроме самих себя. И от того, каким путем они пойдут, зависит их судьба.

Неужели же эта «Пытка страхом» не укажет им истинного пути?…»

Разумеется, все эти вопросы остались без ответа и до наших дней. Это в теории. На практике же, как совершенно верно пишет Островский, «еврейские трудящиеся массы ответили на это провокационное выступление массовым переходом на сторону Советской власти. «Пытка страхом» и погромный террор только усилили тягу еврейского пролетариата к коммунизму, и вместо всенародного покаяния, которого Шульгин требовал, еврейские массы, в особенности их рабочий авангард, усилили свою борьбу против кровавого режима – буржуазно-помещичьей клики».

Чрезвычайно характерной представляется в данной связи метаморфоза, произошедшая с кадетской партией, которая на всех белых фронтах России превратилась в главную антибольшевистскую политическую партию, в главного непримиримого противника большевиков[293]. Мы помним, что от создания и по крайней мере до Октября 1917 года кадеты к своим главным задачам причисляли борьбу за равноправие евреев, были главными защитниками их интересов и пользовались поддержкой еврейства, в том числе финансовой. Свой партийный официоз «Речь» сами же кадеты именовали «еврейской» газетой, по свидетельству Ариадны Тырковой. Какую же невообразимо радикальную эволюцию надо было проделать кадетам, чтобы, как пишет Островский, на своей конференции, состоявшейся в Харькове 19 ноября 1919 года, «т. е. в самый разгар погромной вакханалии», взять Добровольческую армию «под свою защиту и в то же время довольно недвусмысленно пригрозить еврейскому населению ужасными последствиями, если оно не удержит свои революционно-настроенные элементы от активной поддержки большевистского движения. «Российское еврейство должно понять, что если оно не станет определенно за полную и безусловную поддержку национальной диктатуры и «Добровольческой» армии, которые восстановляют русскую государственную жизнь, то для него нет спасения». Таков подлинный текст принятой резолюции».

Но и шульгинский призыв, и кадетская декларация так и остались гласом вопиющего в пустыне и не возымели желаемого действия. Отношение евреев в целом к Белой армии, к белогвардейцам в условиях русско-еврейской войны оставалось неизменным, зеркально отражая отношение контрреволюционеров к евреям. Бывали, конечно, исключения: мы порой встречаем еврейские фамилии не только среди офицеров Доброармии, но даже среди героев Гражданской войны с белой стороны. Любопытным свидетельством является редчайшее литографированное издание «Трехцветный флаг. Победная песнь Добровольческой армии» (Ростов-на-Дону, 1919), где слова князя Ф. Касаткина-Ростовского положены на музыку, сочиненную Мироном Якобсоном для голоса и рояля[294].

Однако в целом, как справедливо отметил еще Иосиф Бикерман, «для еврея белая армия – банда разбойников, слово белый равно слову жидорез»[295].

«Белые» погромы и еврейская пропаганда