Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Итак, мы ясно видим, что с января по сентябрь 1919 года Белая армия, в общем и целом, идет путем побед, а с осени встает на путь поражений, окончившийся крахом.

Негативную роль Англии в изображенном здесь финале я уже описал выше, опираясь отчасти на мемуары Врангеля. Но этот великий белый полководец ничего не написал о «заслугах» Черчилля в таком ходе событий. А ведь роковой исход исторической битвы белых и красных приходится на период именно его министерства…

В поисках причин и объяснений вновь приходится обращаться к книге Гилберта.

* * *

Гилберт так характеризует позицию Черчилля на старте новой карьеры: «Основной задачей Черчилля в Министерстве обороны было продолжать ту политику, которая была выработана еще до его вхождения в состав кабинета и состояла прежде всего в снабжении британским оружием белых армий в России, пытавшихся в тот момент изгнать большевиков из Петрограда и Москвы» (48).

Действительно, поначалу, получив пост военного министра, Черчилль взялся ревностно бороться с «русской» революцией, которую ненавидел всей душой, заслужив этим дурную репутацию у большевиков вообще и лично у Ленина и даже вызвав беспокойство у Ллойд Джорджа, который писал Филиппу Керру 16 февраля 1919 года: «…Я надеюсь, что Черчиль не вовлечет нас ни в какие дорогостоящие операции, которые повлекли бы за собой большие затраты людьми или деньгами».

Черчилль никогда не питал иллюзий в отношении сил, захвативших власть в России. «Верховный большевистский комитет, эта нечеловеческая или сверхчеловеческая организация, как вам угодно, – это сообщество крокодилов, обладавших образцовыми интеллектами», – писал он без обиняков в «Мировом кризисе». Известна его оценка образа правления красных как «страшного варварства и террора, господствовавших в этой стране». Он никогда не заблуждался и в отношении будущего Советской России, и ее значения для будущего всего мира. И не скрывал своих оценок. Вот очень точная и прозорливая его формулировка: «Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года [1919] мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело. Эта истина станет неприятно чувствительной с того момента, как белые армии будут уничтожены и большевики установят свое господство на всем протяжении необъятной Российской империи». «В России началась суровая, бесконечная зима нечеловеческих доктрин и сверхчеловеческой жестокости», – писал он прямо и при этом радовался, что «был образован «санитарный кордон» из живых национальных организаций, сильных и здоровых, который охраняет Европу от большевистской заразы», имея в виду Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву и главным образом Польшу. Ибо он был уверен, что «мы скоро будем иметь дело с милитаристической большевистской Россией, живущей только военными планами, глубоко враждебной Антанте».

В отношении Белого движения Черчилль, напротив, не раз высказывал симпатию и понимание. Так, ему в целом импонировал Деникин, «обладавший всеми достоинствами и недостатками упорного, рассудительного, спокойного и честного вояки». В отношении Колчака Черчилль составил настоящий панегирик, не лишенный, впрочем, критической наблюдательности: «Колчак, энергичный человек лет сорока, был среди моряков тем, чем Корнилов был среди солдат… Колчак был честен, благороден и неподкупен. По своим взглядам и темпераменту он был монархистом, но он прилагал все усилия, чтобы быть либеральным и прогрессивным, не желая отставать от духа времени. Политического опыта у него не было, и он был лишен той глубокой интуиции, которая дала возможность людям одинаковых с ним качества и характера пробить себе путь среди подводных камней и бурь революции. Это был умный, благородный, патриотически настроенный адмирал… Колчак был наиболее подходящим из действовавших в то время в Сибири людей. Его программа была именно такая, какая была тогда нужна; но он не обладал ни авторитетом самодержавного строя, ни тем, который могла дать революция». В короткой, но исчерпывающе высокой характеристике предстает в мемуарах Черчилля «генерал Врангель – новая фигура исключительной энергии и качеств, человек, чересчур поздно занявший место среди белых вождей».

Все перечисленное не оставляет сомнений в том, на чьей стороне был Черчилль сердцем и умом до поры до времени. Конечно, он поначалу инстинктивно и без колебаний выбрал сторону белых против красных.

Однако в своих мемуарах Черчилль тщательно создает иллюзию своей объективности и собственной незначительной причастности к событиям. (Он скромничает напоказ: «Я не нес ответственности ни за самую идею интервенции, ни за те соглашения и обязательства, какие были с ней связаны. Равным образом и не мне было решать, должна ли была продолжаться интервенция после перемирия или нет».)