– В самую точку, мадам. В минувший четверг, утром (вновь благодаря вашей доброте), я съездил в Пендлбери к своему другу аптекарю, чтобы задать ему несколько вопросов насчет Баршема и его матери, и узнал, что они покинули город примерно пять лет назад. Когда же я принялся подробно расспрашивать аптекаря, всплыли некоторые любопытные детали. Как вам известно, мадам, я не сомневаюсь в том, что миссис Киркланд пришлось рожать в то время, когда ее супруг находился в море, и что жила она в деревне под названием Флэтфилд, там же она умерла и похоронена. Но вот чего вы можете не знать, так это того, что Флэтфилд находится всего в трех милях от Пендлбери; доктором, оказывавшим помощь миссис Киркланд, был Баршем, а сиделкой, ухаживавшей за ней, была мать Баршема; и послал за ними не кто иной, как мистер Форли. То ли его дочь написала ему, то ли он каким-то иным способом узнал об этом – неизвестно; однако он навещал ее где-то за месяц до родов (хотя и клятвенно уверял, что не виделся с ней после ее замужества) и часто ездил из Пендлбери во Флэтфилд и обратно. Как ему удалось договориться обо всем с Баршемами, установить сейчас не представляется возможным; но, ко всеобщему изумлению, он сумел оградить доктора от пьянства. Также общеизвестно, что за здоровьем бедной женщины Баршем наблюдал в здравом уме и трезвом сознании. Кроме того, не подлежит сомнению, что после смерти миссис Киркланд он и его мать вернулись из Флэтфилда, собрали те немногие вещи, что у них были, и таинственным образом исчезли из города под покровом ночи. Более того, установлено, что второго доктора, мистера Дикса, на помощь позвали только спустя неделю после рождения и похорон ребенка, когда мать уже угасала от истощения и обильного кровотечения, вызванных (следует отдать должное этому негодяю Баршему), по мнению доктора Дикса, общей слабостью несчастной женщины, а вовсе не ошибочным медицинским лечением…
– Похороны ребенка? – перебила я его, дрожа всем телом. – Троттл! Слово «похороны» вы произнесли очень странным тоном… А сейчас и смотрите на меня очень странно…
Троттл подался ко мне и указал в окно на Дом.
– Смерть ребенка надлежащим образом зарегистрирована в Пендлбери, – произнес он, – в выписанном Баршемом свидетельстве, где указано: «Ребенок мужского пола, мертворожденный». Гробик младенца покоится в могиле матери, на кладбище Флэтфилда. Но сам ребенок – жив и здоров, голову даю на отсечение, и пребывает на положении парии[23] и затворника в этом богомерзком Доме!
Я откинулась на спинку кресла.
– Разумеется, это всего лишь мои догадки, но я уверен в своей правоте. Соберитесь, мадам, и подумайте сами. Когда я в последний раз услышал о Баршеме, он навещал непокорную дочь мистера Форли. Когда я увидел его снова, он жил в доме мистера Форли и ему была доверена тайна. Вместе с матерью он внезапно и подозрительно уехал из Пендлбери пять лет назад; а теперь на его (вместе со старухой) попечении находится пятилетний ребенок, которого держат взаперти. Подождите! Умоляю вас, подождите, я еще не закончил. Завещание, оставленное отцом мистера Форли, лишь усиливает эти подозрения. Тот мой друг, с которым я побывал в Докторз-Коммонз, сумел ознакомиться с условиями этого документа; после чего я задал ему пару вопросов. Может ли мистер Форли по собственной прихоти завещать свое состояние кому угодно? «Нет, – ответил мой друг, – отец оставил ему всего лишь право на пожизненное пользование им». Предположим, у одной из замужних дочерей мистера Форли рождается девочка, а у другой – мальчик, кому из них достанутся деньги? «Вся сумма, – сказал мой друг, – переходит к мальчику, хотя из нее и будет вычтено некоторое ежегодное пособие на содержание его кузины. После ее смерти деньги переходят в полную собственность наследника мужского пола, а затем – к его потомкам». Обратите внимание, мадам! Ребенок дочери, которую мистер Форли возненавидел и мужа коей уберегла от его мести скоропостижная смерть, получает против его воли все его состояние; а ребенок дочери, которую он любит, остается пансионером, всю жизнь живущим за счет своего низкорожденного кузена! Это послужило достаточно веской причиной для того, чтобы зарегистрировать малыша миссис Киркланд как умершего при рождении. А если, насколько я полагаю, запись в метрической книге сделана на основании подложного свидетельства, то появляется еще куда более веская причина скрыть существование этого ребенка и уничтожить все сведения о его родителях, заперев малыша в мансарде пустого Дома.
Он умолк и во второй раз указал на мрачные, покрытые пылью чердачные окна напротив. В следующий миг я вздрогнула – теперь меня способен выбить из колеи любой пустяк, – заслышав стук в дверь комнаты, где мы сидели.
Вошла моя горничная с конвертом на подносе. Я взяла его. Извещение о смерти, лежавшее внутри, выпало у меня из рук.
Джордж Форли скончался. Он покинул этот бренный мир три дня назад, в пятницу вечером.
– И что же, с его смертью мы потеряли последний шанс узнать правду? – спросила я у Троттла. – И он унес эту тайну с собой в могилу?