Преступное бездействие

7. Ставка закона на обязанность и противоправность при бездействии логично выдвигает на одно из первых мест условие знания своих обязанностей (активно вести себя) пассивно-опасными лицами. Таковы правила управления в общежитии. Способ преступного действия избирается каждым самостоятельно (к нему люди не принуждаются); для бездействия же характерно несоблюдение четких предписаний о содержании требуемого поведения. Отсюда вытекают два непреложных соображения.

Первое соображение понуждает законодателя к межотраслевой гармонии, к четкой прописи юридических обязанностей за пределами уголовного права — в иных отраслях законодательства и на подзаконном уровне[191]. Бланкетные диспозиции и смешанная противоправность[192] более всего расположены для регламентации ответственности за бездействие.

Трудно под держать мнение, что обязанности активного поведения «должны быть хотя бы в общей форме закреплены в соответствующей норме уголовного закона, т. е. уголовно-правовая обязанность и ответственность бездействующего лица непосредственно должны вытекать из самой уголовно-правовой нормы»[193]. Ответственность — да, обязанность активничать — чаще нет; в диспозициях статей Уголовного кодекса, при всем тщании, нет возможности разместить (даже в предельно краткой форме, намеком) указания на все людские обязанности, невыполнение которых может привести к беде. Процитированное предложение ломает результаты длительной законодательной эволюции, избравшей отраслевую специализацию и связанную с ней иерархичность нормативных актов ведущей доминантой правотворчества. В нашем понимании не требует каких-либо аргументов та мысль, что содержание обязанностей быстрее и доходчивее доводится до обывателя через адресные подзаконные инструкции (при трудоустройстве, с «помощью» взыскательного начальника, в условиях ежедневного труда etc.), а не посредством тяжеловесных (лексически обобщенных, запасных, безличностных) парламентских законов.

Второе соображение состоит в том, что при пассивном способе совершения преступления человечество ближе всего стоит перед необходимостью (и возможностью) официального включения правовых знаний субъекта в структуру субъективной стороны. Сознание противоправности своего поведения, как известно, не ставится в упрек, находится за рамками вины с древнейших времен: ignorantia legis neminem excusat — незнание закона никого не извиняет[194]. Вина в интеллектуальном отношении связывается только с правильным отражением фактов, а равно с пониманием общественной опасности (значимости) поступков. Иначе нельзя: если законодатель обяжет юристов доказывать уровень правосознания преступников, ни один приговор не состоится. Такова господствующая логика[195].

С другой стороны, презумпция правовой осведомленности правонарушителей, даже будучи вынужденной, государство не красит. В порядке собственной нравственной реабилитации оно (государство) организует правовое воспитание, использует (для современной России — использовало) административную преюдицию в уголовных делах, закрепляет в Конституции правило об обязательном опубликовании законов, ограничивающих права и свободы граждан[196], приобщает последних к отправлению правосудия и прочих юридических дел в качестве официальных помощников государства, провозглашает и реализует гласность разбирательств правовых конфликтов. Выполнив эти страховочные мероприятия, власть, вопреки древнему правилу о юридической ничтожности правовых знаний субъектов преступлений, начинает выставлять свойство незаконности поведения в диспозициях.

«Установив принцип законности правового регулирования для самого себя и правоприменителей, законодатель адресует это требование и гражданам. Текст закона пестрит указаниями на незаконность поведения как обязательное условие привлечения к уголовной ответственности за отдельное преступление (ст. 123, 127, 128, ч. 3 ст. 138, ч. 1 ст. 139, ст. 146-149, 154, 171, 172, 176, 180, 183, 184, 191, 204, 220, 222, 223, 228, 231, 233-235, 242, 253, 256, 258, 260, 289, 300, 301, 312, 324)»[197]. Странно, что в этом списке лишь 4 преступления (предусмотрены статьями 171, 172, 253 и 312 УК РФ) или 11% могут быть совершены и посредством бездействия. Странно потому, что юридические обязанности традиционно прилежнее фиксируются в контрактах (трудовых договорах) и служебных инструкциях, чем субъективные права. Упоминание о противоправности поведения более состоятельны для характеристики пассивного поведения, суть которого сводится к невыполнению юридической обязанности. Вероятно, законодатель презюмирует знание своих обязанностей бездействующими лицами и потому сосредоточивает внимание на явной неправомерности активного поведения. Декларация незаконности в текстах криминальных кодексов по старинному рассуждению[198] якобы исчерпывает (или почти исчерпывает) проблему справедливости уголовной ответственности.