Преступное бездействие

Юристы древности усматривали реальную силу закона в четырех потенциях: приказывать, запрещать, разрешать, наказывать (Legis virtus haec est: imperare, vetare, permittere, punire). В связи с этим в науке выдвигают три первичных правовых средства: запрещения, позитивные обязывания и дозволения[244].

В отношении бездействия следует сказать, что тут соединились два регулятора — обязывание и запрет на пассивность. Это соединение в психологическом смысле интересно и тем, что запрещающие нормы представляют собой дополнительную информацию о должном для обязанных лиц. «Запрет — это своего рода сигнал, предупреждающий об опасности», «действие запрета выражается не только и не столько в том, что вследствие его нарушения должен последовать тот или иной вид принуждения, но, прежде всего в том, что их наличие в советском праве дает возможность знать о дозволенном (и об обязанном — А. Б.) поведении»[245].

3. Непременным спутником уголовного законодательства и карательной деятельности государства (то опережающим юридические рецепты, то идущим за ними) выступает нравственная экспертиза легального уголовного права. Роль этого фрагмента социальной практики особенно возросла после открытия книгопечатания, появления журналистики и расширения возможностей СМИ, учреждения парламентов и утверждения идеи правового равенства людей. Постепенно «морализуется» и наука.

Социальная и нравственная основа преступного, затронутая в работе французского криминолога Г. Тарда[246], идеологов школы интеракционистов XX в.[247], французского социолога Э. Дюркгейма[248], составляла сердцевину популярного в Европе и России XIX в. учения — «обоснование права наказывать». Известный отечественный авторитет в области уголовного права и криминологии со всей основательностью утверждал, что общепризнанный компендиум четырех признаков преступного поведения должен быть дополнен еще одним: «понятие преступления должно быть этичным»[249].

Нравственный аспект уголовной ответственности за бездействие подмечен давно: «Несправедливость не всегда связана с каким-либо действием, — утверждал М. Аврелий, — чаще она состоит в бездействии». Этичность уголовного закона вообще, а в отношении пассивного поведения, в частности, обычно оправдывают коллективистскими соображениями и интересами всего общества. «Бездействие— ничто, если оно рассматривается изолированно, бездействие — конкретный акт человеческого поведения, если в соответствии с объективным положением вещей рассматривать его как звено в системе общественных процессов ... Поэтому не бездействие всех, кто не вмешался в ход определенных событий, а лишь бездействие тех, кто объективно связан с происходящими процессами, выступает в качестве уголовно-правового деяния. Преступное бездействие, таким образом, заключается в несовершении общественно необходимых действий (выделено нами. — A. В.)»[250].

Нравственные требования в сфере ответственности за бездействие следует адресовать всем задействованным сторонам — законодателю, отдельным гражданам, правоприменительным органам. В научной литературе верно и безапелляционно подмечается, что «безнравственность закона и практика его применения — дополнительный криминогенный фактор»[251]. Судьба уголовной ответственности за недоносительство (вначале декриминализация молчания близких родственников, затем — всех, знавших о преступлении) показательна и говорит о многом. В. М. Коган различает три элемента уголовно-правового воздействия на преступника, но первым называет моральное содержание юридических норм[252]. Моральный упрек должен быть адресован и бездействующим лицам. Для них «жить и поступать “по праву” — это не только улавливать правовую суть жизненных ситуаций, выносить или следовать соответствующим юридическим решениям, опираться на действующие нормы и т. д., но и в этой связи ... действовать социально и духовно оправданно»[253].

Соображения общественной нетерпимости, реальной вредности ставят в основу уголовной ответственности за бездействие и другие авторы[254]. Нравственный упрек ассоциируется с общественным звучанием бездействия. И это, безусловно, так. Главная проблема заключается в своевременности и совершенстве законодательного оформления морально выдержанных запретов. Ведь две базовые сферы общественного сознания (мораль и право) объективно разнятся. «Закон с неизбежностью дихотомичен: либо есть преступление, либо его нет, без этого закон не может быть применен, машина правосудия завязнет в бесконечном процессе различения степеней ... Моральные оценки знают более тонкие градации, нюансы и переходы»[255].