Претерпевшие до конца. Том 1

– Да я уж сказал, – пожал плечами Филька. – Жрать мне нечего. Баба болезнует, сынок ам-ам просит. А то помрёт как другие. Обеспечение жизни требуется, вот что. И заметь себе, друг Аглаша, не разовое подаяние, а обеспечение всей жизни. Понимаешь? Мы ж с тобой родные люди! – он противно ухмыльнулся и незаметно ущипнул Алю. – А родным надо помогать, – шепнул в самое ухо.

– Да как же я могу всю жизнь тебе обеспечить? В уме ли ты?

– А ты подумай! Я же не могу всю жизнь базарным шутом кривляться и милостыню клянчить. Мне нужна работа. Оклад. Жильё. Подъёмные на первое время… Поговори со своим уродом-мужем. Как, кстати, желтизна его не прошла от счастливой семейной жизни? Пусть поможет родне! А не то, кралечка моя, не оскорбись, а я твою благополучную жизнь уничтожу. Будешь ты со своей барчучкой, как я, побираться ходить. Или по жёлтому билету пойдёшь! Жаль, в последнем случае, у меня на тебя рубликов не хватит. А то бы вспомнили молодость! Ведь хорошо же нам было, Аглаша? Признайся!

С извергом она поговорила: слёзно описала судьбу несчастных односельчан и упросила пристроить Фильку на какую-нибудь работу на дороге. Подальше от Ярославля. Большого труда Замётову это не составило. Подъёмные же Аглая изыскала сама, потихоньку продав один из подарков изверга. Сама и отнесла их Фильке в назначенное им место. Тот уже дожидался её, ухватил принесённое, спрятал за пазуху, обнажив впалую, с редкими белёсыми волосками грудь. Заметив, что она собирается уходить, ухватил её за локоть:

– Куда ж так спешить, кралечка моя? Деньги, пища… Нешто хлебом единым всё измеряется? А ведь человеческому существу, Аглаша, ещё и ласка нужна! Я ведь тебя всегда помнил! Свою бабу, бывает, ласкаю, а вспоминаю тебя!

– Об этом у нас, кажись, уговору не было, Филя.

– Уговор? Да какой ещё уговор! Ты мне теперь обязана! Я твою тайну хранить буду! А за такую услугу немного ласки разве цена?

Аля глубоко вздохнула.

– Хорошо, Филя… Значит, уговор будет иным! – с этими словами она выхватила нарочно на такой случай припрятанный в кармане нож.

Филька отпрянул, заверещал испуганно:

– Ты что, мать, ошаломутила совсем?! Пошутил же я! Убери!

– Уберу, Филя, – кивнула Аглая. – Только сперва запомни. Я уже не та, что была прежде. Меня очень трудно запугать. А, вот, до греха довести легко. И если ты не уймёшься, если хоть раз ещё попытаешься вымогать у меня что-либо, если хоть слово с твоего проклятого языка сорвётся про Нюточку, я ведь Бога не убоюсь. Я душу свою и так сгубила, мне терять нечего! А, вот, ты по земле больше ходить не станешь, клянусь!

С такой верой в свои слова произносила всё это Аля, с такой ненавистью, рвавшейся разом и к Фильке, и к извергу, и ко всей своей искалеченной жизни, что прозвучала угроза, действительно, страшно. И не усомнился «родственник», что она исполнит обещанное.

– Да уймись ты, полоумная баба! Враг я себе, что ль?

– Язык твой – враг. И тебе, и другим. Следи за ним Филя, вот тебе мой совет.

Филька город покинул, но мытарства на этом не кончились. Как-то раз, когда изверг отлучился по делам службы, в дверь постучали. Пришедший отрекомендовался следователем ОГПУ Вороновым. Это был человек лет сорока, атлетически сложённый. Его лицо можно было бы даже счесть привлекательным, если бы не глаза… Холодные, жестокие и вместе с тем наглые. Таковы же были и манеры гостя, бесцеремонно расположившегося в гостиной и велевшего удалить ребёнка в дальнюю комнату, чтобы не мешал разговору.

Укладывая Нюточку спать, Аглая пыталась сообразить, чем вызван странный визит. Особенно удивляло то, что следователь пришёл один и в отсутствие Замётова, о котором вряд ли мог не знать.

– Чем могу помочь? – спросила Аля, вернувшись.

– Закройте, пожалуйста, поплотнее дверь.

Аглая повиновалась.

– Хорошо. А теперь садитесь.

Аля опустилась на стул.

– Ближе.

Стул был покорно придвинут.

– Хорошо, – кивнул Воронов. – Теперь перейдём к делу. Догадываетесь, к какому?

– Нет…

– Плохо, Аглая Игнатьевна. Надо догадываться. Впрочем, бояться вам пока рано. Дела ещё нет. Но оно может появиться, если мы с вами не договоримся полюбовно.

– Я вас не понимаю…

– Видите ли, Аглая Игнатьевна, я давно интересуюсь вами. А вследствие специальности интерес мой, будь он даже далёк от профессионального, всё равно обращает меня к профессии. Видите ли, я кое-что узнал о вас.

– Что же?

– Два примечательных факта. Во-первых, ваш отец, оказывается, враг советской власти, в восемнадцатом году участвовавший в восстании.

Аглаю бросило в холодный пот. Они добрались до отца! Узнали… И что же будет теперь? Арест? Расстрел?.. Нет! Нет! Только не это! Этого нельзя допустить!

А Воронов продолжал неторопливо, позёвывая:

– Во-вторых, оказывается, девочка, которую вы называете своей дочерью, вовсе не дочь вам. Она ведь дочь ваших хозяев, не так ли? Нехорошо обманывать, нехорошо…

– Разве и малолетний ребёнок, не знающий своих отца и матери, виновен по вашим законам?

– Нисколько. Вот, только сомневаюсь, что товарищу Замётову такое открытие доставит удовольствие. Хотя, может быть, наоборот? Ведь товарищ Замётов – тоже Аскольдов, не так ли?