Претерпевшие до конца. Том 1

– Тварь неблагодарная! – Замётов отвесил ей пощёчину и, грубо выругавшись, вышел.

Воронов с той поры не заходил, и лишь позже Аля узнала, что через несколько дней после случившегося он нечаянно угорел в собственной квартире. Тем и закончилась эта история, но Аглая уже не могла успокоиться, ожидая ежечасно, что появится ещё кто-нибудь, кто разгласит её тайну.

И этот «кто-нибудь» появился…

Изверг Серёжу принял любезно, изобразил что-то вроде радушия, за обедом расспрашивал о жизни в столице, вспоминал свой московский период.

– А теперь как-то привык я, Сергей Игнатьич, к Ярославщине, нет охоты к перемене мест.

– Что ж, в Ярославле при вашей должности – почему бы не жить? – рассеянно отвечал Серёжа, то и дело косясь на Нюточку. – А вот за его пределами… Я только сейчас от отца. Люди там доходят до того, что древесную кору едят. Муку из неё делают.

– Разве и ваш отец бедствует?

– Вашим участием справляется. Но видели бы вы, Александр Порфирьевич, что делается в других местах!

– Наслышан и начитан, – сухо отозвался Замётов, отправляя в рот аппетитный кусочек сёмги.

– Наслышаны? Начитаны? – всколыхнулся братец. – Это всё не то! Это видеть надо!

– Не имею такого желания.

– Скажите, вы знаете, что испытывает человек, которого хотят съесть?

– Это, простите, в смысле фигуральном?

– Это – в самом прямом смысле! Я испытал это чувство самым что ни на есть подлинным образом! До сих пор в дрожь бросает… Простите, что завёл такую мрачную тему за трапезой, но у меня до сих пор перед глазами стоит всё то, что я видел. И… На угощения ваши, простите, – Серёжа с виноватым видом поднёс руку к груди, – мне смотреть больно. Когда по дорогам России идут, ползут или лежат тысячи детей, крохотных скелетиков со смертью в глазах, нельзя так жить… И даже так, как я живу, жить нельзя. Все мы преступники перед своими братьями…

– Вам бы, Сергей Игнатьич, проповеди с амвона читать, – изверг покривил губы, промокнул их салфеткой и встал. – Если так жить нельзя, как вы, так чего ж вы живёте? Переезжайте к отцу! А лучше куда ещё, где кору едят. Только, будьте столь любезны, избавьте меня от ваших проповедей в моём доме. Я не хуже вас знаю обстановку. Изменить её в силу малого чина не могу, а жрать кору не приспособлен! Да и сестрица ваша с её дочерью навряд ли согласятся на столь скудную трапезу! Будьте здоровы, – он направился к двери: – У меня ещё дела сегодня.

Серёжа проводил Замётова печальным взглядом, спросил негромко:

– Как ты можешь жить с таким человеком?

– Что ты имеешь ввиду? По-моему, то, что он сказал, хоть и грубая, но правда. Никто из нас не откажется от того, что имеет, из-за того, что другие этого лишены. Разве не так?

– Возможно. Но как он это говорит! Это какое-то чудовище…

– Лучше говорить грубо, но помогать делом, нежели творить зло, рассуждая о добродетелях. Замётов, да будет тебе известно, помог многим. С риском для себя.

Впервые Аглая защищала изверга, удивляясь самой себе. Она имела право судить его и ненавидеть. Но другие, не ведавшие о преступлении, не смели. К тому же не хотелось Але, чтобы братец жалел её. Пусть думает, что у неё не столь уж плохой муж, что она благополучна. Лишь бы только не приметил синяка у запястья – накануне поругались с Замётовым крепко, и тот не совладал с собой.

– Не знал об этом, прости. Но всё равно… Мне страшно тяжело видеть тебя рядом с ним! Ведь ты – чудо! А он рядом с тобой… Ты не можешь любить его.

– Полно, Серёжа. Любовь – это роскошь, которой удостаиваются немногие, – Аля помолчала. – Ведь даже ты на Лидии без любви женился.

– Это совсем другое! – нервно дёрнулся братец и, закурив папиросу, подошёл к окну. Там во дворе резвилась с соседскими детьми убежавшая из-за стола Нюточка. Некоторое время Серёжа молча наблюдал за ней, а затем спросил, не оборачиваясь:

– Зачем ты сказала, что она твоя дочь?

– А что я должна была сказать? Что она – Аскольдова? Замётову это не понравилось бы.

– Я ничего не понимаю! – Сергей тряхнул головой. – Причём здесь Александр Порфирьевич? У девочки есть родные! Целых три тётки! Они твоими стараниями считают её погибшей, а она, оказывается, жива! Как ты могла их обмануть? Скрыть от них ребёнка?

– Разве они старались найти Нюточку?

– Марья Евграфовна писала тебе, я знаю точно!

– Один раз, правда. И не приехала даже… Зачем ей Нюточка? У неё теперь своя семья. Трое детей Алексея Васильевича. Барышне Ольге Николавне, тем более, до племянницы нужды нет. А уж её мужу и подавно. Варвара Николавна? Кажется, и она вышла замуж? И уже мать семейства? Так зачем им всем моя Нюточка? – голос Али задрожал. – Я ей мать, слышишь?! У меня, кроме неё, никого нет! Я, если хочешь знать, только для неё живу, а не то бы от этой проклятой жизни давно петлю бы на шею накинула! А ты что приехал? Отнять её у меня?!

Серёжа посмотрел на неё с испугом:

– Опомнись, Аля! Что ты говоришь? Подумай! Разве это справедливо, чтобы они не знали, что Нюточка жива? А если Родион Николаевич вернётся?..

Аглая вздрогнула: