Преторианцы

Ливия очень переживала, как все пройдет у Дидия Юлиана. Она не знала, как и о чем говорить там с сенаторами и всадниками, как льстить, очаровывать и невзначай выспрашивать, кто распространяет слухи об убийстве Коммода. Но больше всего она опасалась домогательств, сможет ли Александр уберечь ее? Он так одержим идеей услужить Пертинаксу, чтобы император взял его к себе во дворец, что Ливии казалось, муж готов пожертвовать всем, в том числе и ею. Все последние дни Александр находился в каком-то лихорадочном возбуждении. Он расспрашивал ученых рабов – Диогена и Андрокла, много лет служивших Пертинаксу и присутствовавших при разных политических и частных встречах, стараясь выведать у них какие-нибудь секреты ведения светских бесед. Он ходил взад и вперед по атриуму, сочиняя какие-то речи, потом пил вино, снова что-то бормотал и в конце концов приходил к Ливии радостный, уверяя, что у них все получится. Александр пытался навязать ей общую стратегию, разработанную им, но в его хаотичных, почти бессвязных идеях она практически ничего не поняла. Ливия предложила мужу успокоиться и порасписывать амфору, но Александр с усмешкой отверг это бессмысленное ремесло. Ливия с неприязнью наблюдала, как муж менялся у нее на глазах. Он говорил и думал только о больших деньгах и власти как о неутолимой жажде, главном смысле и единственном правильном пути. Даже в постели он не мог полностью отдаться любви. Ливии казалось, что, будучи с ней, он теперь наверняка рисует в своем воображении дочерей знаменитых сенаторов. Когда она попыталась ему сказать о своих подозрениях, Александр опроверг ее слова, снова и снова говоря о любви, но Ливия видела его взгляд – мыслями и чувствами он был не с ней. Она ощущала, что стоит на краю очень больших перемен, не сулящих именно ей ничего хорошего, но при этом она не может их избежать, и просто ждала, когда уже все закончится, продолжая в глубине души верить, что муж все-таки станет таким, как прежде. Не понимала Ливия только одного – как мог Пертинакс дать такое задание человеку, никогда не вращавшемуся в высших кругах? Возможно, он никому больше не доверяет столь деликатное дело, но от этого оно становится только почетнее, но не легче.

Ливия прижалась к мужу, смотревшему из-за занавесок в окошке повозки на римские улицы. Шесть сингуляриев – два спереди, четверо позади, сопровождали их к Дидию Юлиану. Такой эскорт чрезвычайно льстил самолюбию Александра. Телохранители императора – высоченные германцы в чешуйчатых доспехах с шестиугольными большими щитами – смотрелись внушительно. Люди на улицах расступались перед ними, гадая, кто едет в повозке. Особенно приятно было Александру, что этот маленький эскорт возглавлял Марий – его знакомый по давним временам, когда он сам еще служил Пертинаксу в качестве телохранителя. Марий был из романизированных британских кельтов и поступил к Пертинаксу, когда тот служил наместником Британии. Отличаясь исключительной верностью и при этом кровожадной свирепостью, Марий отлично проявил эти качества во время мятежа британских легионеров. Александр тогда был шокирован его хладнокровием и садистскими наклонностями. Став императором, Пертинакс определил Мария к сингуляриям, присвоив ему звание младшего офицера – декуриона, и отослал с небольшой делегацией в Сирию к Песценнию Нигеру объявить главному военачальнику восточных провинций о новом императоре. Марий лишь несколько дней назад вернулся обратно и теперь в сопровождении воина Таузия ехал впереди повозки.

Сначала все было тихо и мирно. Александр увещевал Ливию, чтобы она не волновалась, что все пройдет хорошо, а она все теснее и крепче прижималась к мужу, но вдруг их внимание привлекли громкие окрики прямо неподалеку от их повозки. Александр узнал взбешенный голос Мария. А началось все с простых вопросов.

– Какие девушки в Сирии, Марий? – спросил Таузий, подмигивая прохожим женщинам, многие из которых зачарованно смотрели на широкогрудого светловолосого гиганта. – Говорят, Антиохия почти так же велика, как Рим! Там, наверное, лупанаров на каждом углу по десятку? Да что лупанары! Такому красавцу, как я, каждая бы дала, да еще и сама приплатила! Я в этих делах жеребец!

– За дорогой следи, – бесстрастно проговорил Марий. – Вон там скопление каких-то бродяг. Будь бдителен, смотри, у одного в руке нож блестит.

– Да это он хлеб отрезает на всех дружков, вон только купил. Неопасные они. Ну, так что, Марий, как в Антиохии с красивыми девушками? Ты скольких поимел?

– Я был там три дня. Жил во дворце наместника, никуда не выходил.

– Так во дворце, как его – Песценния Нигера – неужели ни одна рабыня не подвернулась? Да ты ведь вроде как среди посланников был, тебя и матроны, и незамужние девушки могли видеть. Ты тоже ничего на внешность. Тем более, говорят, восточные женщины любят нас, рослых северян.

Марий не отвечал, сурово поглядывая по сторонам, особенно придирчиво осматривая группы мужчин, которые не сразу расходились при появлении повозки с эскортом или расходились неохотно.