Превращение

– Вот оно, – я положил на стол целую раковину мидии. Закрытую.

Старик положил её на ладонь. Свет от огня мелькал на тёмной поверхности. Затем он открыл её.

Его брови взлетели. Нелли затаила дыхание.

Там в озерце серебристо-синего перламутра лежала идеально круглая жемчужина.

Дедушка Нелли глазел на неё, пытаясь понять.

– На самом деле они вырастают в устриц, – пояснил я, – а не в мидий. Но цвета раковины…

– Будто отражают свет, – прошептала Нелли.

Старик задумчиво посмотрел на меня, наклонив голову в сторону.

– Теперь этого достаточно? – спросила Нелли.

В уголке его рта заиграла улыбка:

– Сойдёт.

Вздохнув, я посмотрел на лестницу. Пока Нелли и дедушка здесь, я не могу прокрасться к книгам.

– Думаю, мне пора, – сказал я, делая шаг к двери.

Нелли быстро подняла голову:

– Но, Аран, дедушка же разжёг камин! Значит, будет рассказывать истории. Ты должен остаться!

Я настороженно покосился на «моржа». Чем благосклоннее он ко мне будет относиться, тем ближе я смогу подобраться к книгам. Я сел на краю коврика – далеко от камина и ближе к двери. На всякий случай.

Старик достал из кармана клык и, не зажигая, покачал его в ладони.

– Итак, – начал он, – о чём вам рассказать?

– О шелки, – выпалил я не подумав. Затем прикусил губу. Я не мог поверить, что произнёс это слово вслух.

Но в его взгляде не отразилось ни капли подозрения или удивления.

– А! Сказания моей родины. Посмотрим… Есть «Сказ Уэствудского причала» о мужчине, последовавшем за шелки. Но нет, это не для детей, – он посмотрел на огонь. – Знаю! Мы начнём с классического сказа о жене-шелки. Принеси печенья, Нелли.

Она побежала на кухню и через секунду вернулась с тарелкой, полной плоских коричневых кружочков. Нелли предложила один из них мне, но я покачал головой. Дедушка с внучкой взяли по два.

Нелли села на коврик между «моржом» и мной. Она посмотрела на него, и по её взгляду было ясно, что обычно она сидела рядом с ним и слушала истории. Я решил, что на этот раз она расположилась по-другому в знак дружбы – чтобы я не чувствовал себя лишним, не оказался «вне круга».

Ей не стоило волноваться. Как только дедушка начал рассказ, его хриплый голос захватил меня и я сидел словно заворожённый.

* * *

– Давным-давно, когда мир был юн, а волшебство ново, жил-был мужчина по имени Шон О’Кейси. Однажды ночью он шёл, подвыпивший, шатаясь, к лодке. «Посижу немного, переведу дыхание», – подумал Шон, облокотившись на насыпь над пляжем. Вскоре он заснул.

Луна была круглой и яркой, как большое плоское серебристое блюдо. Шон проснулся от звуков весёлой музыки и смеха, доносившихся снизу. Кто же мог веселиться в такое время? Он выглянул из-за камней. Берег был полон танцоров, они грациозно двигались, их кожа была бледной, а волосы – тёмными, как ночь. К его удивлению, ни на ком из них не было одежды.

Тогда-то Шон и заметил сваленные в кучу тюленьи шкуры: чёрные, серебристые, пятнистые. Одна глаже другой. Танцоры были шелки! В воде шелки превращаются в тюленей. Но на берегу они сбрасывают шкуру и становятся похожими на нас, чтобы танцевать в лунном свете.

Шон О’Кейси был одиноким мужчиной в поисках жены, и при виде черноволосых красавиц его сердце забилось сильнее. Он дождался момента, когда танцоры будут поглощены друг другом и перестанут обращать внимание на происходящее вокруг, подкрался к шкурам и стал искать среди них самую прекрасную. Найдя гладкую, мягкую пятнисто-коричневую шкуру, он запихнул её в сумку и снова спрятался.

Музыка прекратилась, танцоры, смеясь, побежали к камням. Каждый шелки находил свою шкуру, надевал её и уплывал. Но одна шелки осталась на берегу. «Где же она? – сокрушалась шелки, обыскивая камни. – Ох, где же она?»

«Ты не найдёшь здесь свою шкуру, – сказал Шон, выйдя из укрытия. – Она пропала. Ты идёшь со мной домой».

Как же она тогда рыдала и умоляла отпустить её в море! Но Шон накинул свою кофту ей на плечи, и они поплыли на лодке к его хижине. Большой серебристый тюлень плыл за ними, и казалось, его сердце разрывается на части…

Шелки стала женой Шона: родила ему четверых прекрасных детей, вела хозяйство и готовила. Это могло продолжаться вечно. Но однажды младший сын подбежал к ней и крикнул: «Мама, смотри, что я нашёл на чердаке!» В его руках была тюленья шкура – мягкая, пятнисто-коричневая, самая гладкая на свете.

Говорят, что, когда у шелки появляется шкура, они не могут противостоять зову океана. Не сказав ни слова, она сунула малыша в руки старшего ребёнка, надела шкуру и уплыла.

В тот вечер Шон О’Кейси пришёл домой и увидел своих детей на берегу. Он проследил за их взглядом. Пятнисто-коричневый тюлень смотрел на берег, качаясь на волнах. Сбоку плыл большой серебристый тюлень.

«Возвращайся! – кричал Шон. – Вернись к детям, домой! После стольких лет ты так и не полюбила меня?»

Но шелки нырнула и исчезла в глубоком синем море.

В комнате воцарилось молчание; слышалось лишь потрескивание искрящегося огня.

– А дети? – спросил я, всё ещё находясь под впечатлением от истории.

«Морж» наклонился вперёд:

– О чём ты?

– Что случилось, когда у них появились шкуры? Раз мама вернулась в море, а Луна…