Превратности научных идей

Автоматическая привилегия должности на получение звания весьма чревата. Она делает ученого звеном иерархической лесенки в административной системе, соответственно «подсказывая», как себя держать, чтобы успешно идти по ее ступеням. Конечно, настоящий ученый и в этих условиях сохранит лицо. Однако часто администратором становится особо и не «обремененный» ученостью. Но, получая вслед за местом высоко ранжированную ученую степень, такой человек, чтобы оправдывать свое почетное назначение, бьется что-то предпринять. И если у него недостает творческих способностей, он — при отсутствии нужных нравственных устоев — и заступает на бесчестную дорожку. Для морально зыбких натур открывается перспектива создавать себе дутый авторитет, а в «исключительных случаях» не гнушаться и плагиатом.

Рядом с традиционными, так сказать, классическими формами плагиата ныне прорастают более завуалированные, респектабельные. Скажем, «плагиат-соавторство». Им грешат заведующие, руководители, различного покроя контролеры и эксперты, без визы которых не проходит ни одно решение. Дело простое: шеф выложил (или благословил) тему, бросил идею. Как же обойти его, даже если в конкретной разработке он не участвовал? А сколько соавторов приносит внедрение!

Так удлиняются списки соискателей, лауреатов, победителей. В 1980 году Ленинскую премию за открытие новой элементарной частицы разделили 96 человек. Одна статья, вышедшая в те же годы из недр Европейского центра ядерных исследований (ЦЕРН), была подписана коллективом в 300 имен. По этому случаю шутили: список авторов оказался длиннее текста статьи.

Конечно, такие фамильные ряды прежде всего говорят о развороте коллективных исследований, когда группы в сотню человек уже не редкость и планируются (в том же ЦЕРНе) «соединения» по 300–400 участников. Вместе с тем не исключено, что в эти шеренги вовлекаются, а точнее, просачиваются не только прямые исполнители, но и «примкнувшие»: те, кто держит административно-командные, контролирующие, «экспертно-несущие» и т. д. посты.

Мошенничеством дышит и такой оригинальный ход, как «обращенный плагиат». Он выполняется таким путем. Мошенник присматривает какого-либо умершего уже ученого (желательно посолиднее), пишет работу, а потом объявляет, будто эта работа выполнена указанным крупным ученым. Спросите, какой резон? Что это дает? А то дает, что фальсификатор-лжеученый собирает славу первооткрывателя ранее якобы неизвестного творения. Конечно, чужой ум всегда спасенье, когда нет своего. Оттого и тревожит имена ушедших, чтобы рельефнее смотреться в лучах их величия.

Дорогу этому виду плагиата показал еще Д. Макферсон, шотландский писатель XVIII столетия. Собственную обработку древнекельтских сказаний он приписал легендарному барду Оссиану, жившему в III веке. А вот уже в наши дни «следопыт» А. Иванчиков в поисках золотой удачи решается тоже ставить по-крупному. Он сочиняет, выдумывает дневник большого ученого и путешественника Н. Миклухо-Маклая (будто бы утерянный), а затем провозглашает, что якобы он, А. Иванчиков, обнаружил пропажу и разносит весть по всем континентам.

Слава первооткрывателя лишила, как видно, сна и работника московского исторического музея А. Афанасьева. Совсем недавно, в 1987 году, он находит, как ему почудилось, новое, ранее неизвестное стихотворение А. Пушкина «Кокетка». Что и говорить, радость выходит из берегов. Тут же, без промедления, организуется скоротечная экспертиза, которая, проведя идентификацию автографов, решает задачу в пользу Пушкина, то есть… Афанасьева. Увы! Более ответственная «диагностика» текста показала, что автор стихотворения — известный литератор И. Панаев и опубликовано оно еще при жизни А. Пушкина, в 1823 году.

Конечно, мы не ставим А. Афанасьева на одну линию с А. Иванчиковым, вершившим обман сознательно. Но все же их упоминание в одной связке заслужено. Кому, как не сотруднику музея, знать, что поверхностное, недостаточно всестороннее изучение подлинности документа — почва для появления ошибок. К тому же бьет в лицо элементарное незнание литературного наследия, но незнание согласно правовой норме не освобождает от ответственности за содеянное.

Были предъявлены некоторые типичные фигуры лженауки. Убеждаемся, что нужны усилия, порой годы и годы, чтобы под личиной исследователя распознать притаившегося лжеученого. Но здесь по крайней мере с определениями ясно: после контрольных проб сразу видно, с кем имеешь дело. Труднее, когда такого стопроцентного «состава преступления» нет.

Фанатик в ранге лжеученого

Сразу откроем карту. Речь пойдет об ученых, которые так уверовали в свою правоту, что готовы сокрушить на пути не только инакомыслящих, но даже робко сомневающихся и любой мерой утвердить дорогие сердцу истины. Авторитет, служебное положение, связи — все брошено на защиту учения, которое при таком натиске побеждает, оборачиваясь лжеучением. Академик Н. Семенов предупреждал: для исследователя «нет ничего опаснее, чем слепая страсть к науке. Это прямой путь к неоправданной самоуверенности, к научному фанатизму, к лженауке».