Превратности судьбы

– Приходите вечером. Серж очень просил, так что не отказывайтесь, – сказала это и вышла, захлопнув за собою дверь.

Чего там было больше в этих её словах – издевки, неприязни или надежды на то, что подтвердятся подозрения, что ей удастся доказать… Но что?

После ухода Катрин даже мысли не возникло о том, чтобы писать. Когда такой сумбур в голове, тут уж совсем не до Стендаля. Решил поспать, предварительно приняв рюмку конь-яка, но оказалось всё впустую, ничто не помогает. Пришлось сесть снова за компьютер – нельзя же вечером отправляться в гости вот так, с пустыми руками, не имея ни одного байта информации, не имея возможности как-то обнадёжить, успокоить Сержа и Катрин.

Я проторчал в интернете до обеда, послал несколько сообщений, получил два месседжа в ответ. И теперь, с сознанием кое-как выполненного долга отправился блуждать по городу, намереваясь подыскать место, где мне захочется перекусить. Всё дело в том, что после визита Катрин, после всех этих её обидных слов, необоснованных предположений аппетита не было, хоте-лось только выпить. Не знаю, как и почему, но в итоге я оказался в районе пляс Гренет. Эта площадь, недалеко от дома, где родился Анри Бейль, чем-то привлекла меня ещё вчера, в первой половине дня, которую я посвятил предметному изучению био-графии Стендаля – обозрел дом, где он родился, осмотрел музей, кое-что сфотографировал, даже побеседовал с тамошним смотрителем.

Итак, я нахожусь на пляс Гренет. Представьте себе вытянутый прямоугольник, скорее даже отрезок улицы, вовсе не площадь в обычном понимании. Согласно моим, довольно субъективным представлениям, это должен быть квадрат, а посреди него памятник или что-нибудь другое, вроде колонны Нельсона, как в Лондоне, на Трафалгер сквэр. Ну, в крайнем случае, фонтан. Конечно, это частности, я бы их не назвал важными в контексте моего исследования, но повторюсь, здесь ничего подобного я не увидел. Да-да, всего лишь отрезок улицы, заканчивающийся тупиком. Вот так идёшь, поглядываешь с любопытством по сторонам, глазеешь на витрины бутиков и кафешек и вдруг… вдруг упираешься в дом. Но как же так? Здесь вроде бы полагается быть улице! Ведь я куда-то шёл, следовал по своему маршруту. И отчего-то оказался в тупике. Ну не могли же, пока я шёл, всё это сделать мне назло, нарочно, то есть на месте улицы построить дом? Такого просто не бывает!

Но вот пригляделся, посмотрел по сторонам, и вижу – всё совсем не так. Нашёлся даже маленький фонтан. Да, к счастью, есть ещё надежда. Я просто не заметил крохотный проулок, ведущий из этой безнадежности, из тупика. И вот, протиснувшись между нависшими надо мной домами, я словно бы выхожу на белый свет. Он там, он где-то впереди – полоска голубого неба и непременно горная вершина. Недаром ещё Стендаль когда-то утверждал: любая улица в Гренобле заканчивается горой. Готов в это поверить…

Чуть позже у меня возникло собственное впечатление от Гренобля. Так вот, у этого города не было лица. Лицо находилось где-то там, в горах, точнее, это были сами горы. А город – как подновлённый сюртук устаревшего фасона, под которым скрывалось дряблое, изрядно исхудавшее тело старика. Вот разве что научный городок, что располагался на некоем подобии полуострова, образованного реками Изер и Драк, выглядел более или менее современно, однако он был сам по себе, воспринимался как нечто чужеродное. Меня же интересовала лишь старая часть города.

В итоге этих недолгих странствий я оказался на пляс Сен-Клер. Это место куда более напоминало площадь, вот и старая церковь чуть поодаль, пара небольших кафе и, по всему видно, шикарный ресторан с довольно необычным названием «La Table Ronde», что в переводе означает «Круглый стол». Учитывая тот переговорный процесс, который только начался между мной, Катрин и Сержем, это местечко следовало взять на заметку. Кто знает, может быть, тут мы и найдём то самое, что принято теперь называть консенсусом?

Вместо фонтана, привычного сооружения для здешних мест, посреди площади Сен-Клер располагался памятник. Судя по всему, древнее сооружение, не меньше сотни лет. Пьер Террайль де Баярд, доблестный шевалье, «добрый рыцарь» или, если хотите, «рыцарь без страха и упрёка», прославился в сражениях с германским императором ещё в период итальянских войн, однако какое отношение он имел к Греноблю, мне не удалось узнать. Да я и не пытался, поскольку только добрых рыцарей в этом деле не хватало. По правде говоря, такая роль мне совсем не улыбалась, а всё потому, что Серж сочувствия у меня не вызывал. Я вообще на дух не выношу фанатов, а этот и вовсе самовлюблённый, заносчивый учёный червь. Такому бывает приятно наступить на ногу в трамвае, чтобы понял, наконец, что он в этом мире не один, он самый обыкновенный гражданин, которому всего лишь повезло, а все так называемые его таланты – это не более, чем результат стечения обстоятельств, случайный поворот судьбы, почётный приз, доставшийся ему, скорее всего, просто по ошибке, по недоразумению.