Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

По этой причине даже после того, как во время ее московской гастроли пришлось дважды вызывать бригаду скорой помощи, посредством капельницы изгонявшую остатки виски и коньяка из ее обмякшего организма, Алла все еще не думала о том, что некая грань уже перейдена.

Белград ничего не изменил. И в конце 2000-го года Герасимов-старший, после очередного извещения о том, что дочь его превратилась в алкоголичку, в ультимативной форме потребовал от нее вернуться домой. Противиться воле отца Алла не могла (кроме всего прочего, он был единственным источником средств к существованию, ибо ее бизнес-проекты крайне редко приносили что-то кроме убытков).

Так она снова оказалась в родном городе – не разведенная с мужем, которого она не видела несколько лет, но которого продолжала надрывно любить, рядом с сыном, после возвращения из Белграда назвавшим ее «тетей», без сколько-нибудь ясного представления о том, как и зачем жить дальше…

Отец, разумеется, прилагал все возможные усилия, чтобы вернуть Аллу к нормальной жизни (а заодно и избавить от привязанности к коньячной бутылке). Однако все попытки, связанные с трудоустройством дочери и поиском для нее женихов, прорывных результатов не давали. Между тем Герасимов к тому времени уже воцерковился (как и его жена). Поэтому, когда ему в очередной раз пришла в голову мысль, что Алле надо «сменить обстановку, но не так, чтобы…» – он вспомнил о настоятеле Покровского монастыря, которого недавно назначали епископом на мангазейскую кафедру. Тут будет и новая среда, причем среда очень благотворная (Александр Матвеевич был в этом убежден), и контроль. Правда, Алла – девица непростая… И Владыке Евсевию это добавит хлопот… Ну да с другой стороны, это его долг архипастыря – помогать нуждающимся! А что касается технических расходов, то он, Герасимов, их покроет. И с лихвой.

* * *

– Ну, как учебный процесс? – спросил архиерей Владимира Ревокатова, который среди прочих алтарников подошел к нему под благословение во время всенощного бдения. Ревокатов был одним из учащихся, поступивших на годичные Пастырские курсы и совсем недавно, в первых числах сентября, приступивших к обучению.

– Все хорошо, Владыко! – сбивчивой скороговоркой, но при этом уверенно, отвечал тот. – Все хорошо!

Евсевий одобрительно кивнул головой. И добавил:

– Ты давай, учись, изучай службу. А там посмотрим… Скоро собор построим, а там одних священников по штату двенадцать надо! Так что готовься…

Ревокатов довольно улыбнулся, издал какой-то окончательно невнятный звук и отошел. А отец Игнатий, стоявший рядом, незаметно поправил клобук (который, как и полагалось по Уставу, в этот момент службы был снят с головы и находился на плече) – так, чтобы архиерей не видел его лица. Впрочем, в таких предосторожностях особой нужды не было. Просто сработала выработанная годами привычка становиться как можно более незаметным в тот момент, когда окружающие могли считать с твоей физиономии хотя бы слабые признаки недовольства. Или неуместного удивления.

В данном случае было именно последнее – неожиданное благоволение Евсевия к Ревокатову показалось отцу Игнатию как минимум странным, а как максимум – сулящим в будущем определенные неприятности. Ибо за те несколько недель, что новый «послушник Владимир» находился при Свято-Воскресенском храме, отец-настоятель успел изучить его довольно-таки хорошо. Впрочем, тревожные предчувствия у него возникли еще раньше – ровно в тот момент, когда он узнал о предыдущем жизненном пути Ревокатова.

Среди учащихся мангазейских Пастырских курсов с самого момента их основания всегда были люди разных возрастов. Изначально преобладала молодежь – семнадцати-двадцатилетние алтарники, приезжавшие в Мангазейск с разбросанных по области или Тафаларии приходов, реже – кто-то из мангазейской молодежи. Почти всегда было несколько мужчин постарше, от тридцати до сорока лет. Как правило, это были уверовавшие и воцерковившиеся в сознательном возрасте люди. (Не были редкостью случаи, когда они приходили поступать на курсы спустя несколько месяцев после крещения.) Во времена Евграфа среди них иногда встречались представители местной интеллигенции – например, был один историк, преподаватель местного университета, и даже один физик-ядерщик, ранее работавший в Торее. Но преобладали все же люди «попроще» – со среднетехническим образованием, и особенно часто почему-то встречались выпускники местного спортфака.