Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

В первый год пребывания Евсевия на мангазейской кафедре социальный срез Пастырских курсов выглядел в общем так же, как и при Евграфе. Однако в 2002-м наметились изменения, которым рационального объяснения ни отец Игнатий, ни кто-либо другой подобрать поначалу не могли. Выпускники спортфака по-прежнему имелись, имелись и парни из райцентров, рекомендованные настоятелями тамошних храмов. Но возникла и новая, ранее на Пастырских курсах невиданная категория: отставные офицеры Российской армии. Было их всего двое, но с учетом того, что всего «курсантов» было двенадцать человек, это получался уже довольно существенный процент. Одним из этих двух и был майор запаса и военный пенсионер Владимир Владиславович Ревокатов.

* * *

Родился Владимир Ревокатов под Воронежем в 1954 году. Его отец всю жизнь отдал армии, закончив службу прапорщиком, а мать трудилась в разных местах, успев побывать продавщицей, воспитательницей в детском саду и много кем еще, но особых карьерных высот достигнуть не смогла, да и никогда к ним не стремилась.

С самого раннего детства Володя Ревокатов был уверен, что он станет военным. Изначально он хотел быть летчиком-испытателем, на худой конец – летчиком-истребителем. Немного повзрослев, он, однако, решил, что авиация ему не совсем подходит. Точнее, ему, может быть, авиация и подходила, но вот он ей – как-то не очень: суровые требования по здоровью (а в начале 1970-х, когда ему как раз предстояло делать свой жизненный выбор, они были весьма жесткими) оставляли мало шансов на успех. Поэтому, осознав, что быть летчиком ему не придется, Володя решил стать политруком. Выбор был одобрен его отцом:

– Оно тебе самое то, языком молоть, – коротко сформулировал свою мысль Ревокатов-старший. Ревокатов-младший тоже полагал, что ему это очень подходит. Порассуждать о международном положении, агрессивных намерениях империалистических стран и блока НАТО он к тому времени уже мог, и в комсомоле он (официально) был на хорошем счету. Правда, тут надо внести поправку: сей хороший счет объяснялся отнюдь не ораторскими или организаторскими способностями Володи, а особыми свойствами его характера и специфическими навыками, которые уже во время ранней юности у него были выдрессированы до блеска. Так, Володя твердо усвоил: всякому начальству следует всячески угождать и проявлять по отношению к нему рабью ласку и нежность.

– Начальство – оно начальство, – с детства учил его отец. – Рассоришься с ним – со свету сживет.

Кроме того, Володя твердо знал, что все вокруг «стучат».

– Ты всегда смотри, – наставлял его родитель. – Скажешь чего-нибудь, а товарищ твой возьмет – и донесет. И все!..

Что «все», Ревокатов-старший не уточнял, но Володя с детства привык думать об этом «всем» как о чем-то ужасном, некоем абсолютном и фатальном конце. Которого, насколько можно, следует избегать. Но вот как? На этот счет, однако, у его отца также имелась некая инструкция, не столько практическая, сколько философская:

– Тут уж изворачиваться приходится… Тут уж как извернешься!

«Изворачивание» предполагало самый широкий спектр действий, о которых отец Володе кое-что рассказывал, но не слишком много: сын-то он хоть и родной сын, но сболтнет чего лишнего в школе или еще где – и вдруг потом кто донесет? Ревокатов-старший всегда жил с ощущением всепроникающего и всепронизывающего страха – страха перед властью и перед всеми, кто тебя ей может «сдать». За что? Об этом он даже и не думал, ибо аксиомой, выведенной им из жизненного опыта, было то, что власть – как паровой молот, который дробит все, что под него попадает. Такие понятия, как «виновен» или «невиновен» и прочие моральные категории никакой роли не играют. И единственное, что следует делать – это избегать ударов этого молота.

И он избегал, как умел. То есть на службе, когда это возможно, всегда пристраивался поближе к кухне (в широком смысле слова) и тащил домой все, что попадало под руку. Но лишь тогда, когда был уверен, что за это ничего не будет. «Сомнительных» разговоров не поддерживал, с «сомнительными» людьми не знакомился – и заповедал сыну поступать так же.

Володя и поступал – всячески почитал школьных учителей, а когда пришел срок – то и комсомольское начальство. Начальству это нравилось. И очень скоро Володя выяснил еще одну замечательную вещь: многие проблемы, с которыми он сталкивался на своем жизненном пути, можно решить, если в нужное время подойти к своему начальству, склониться к его ушку и твердым, но при этом очень почтительным голосом сказать туда нужные слова. Иногда, конечно, приходилось и кое-кого закладывать… Но тут уж ничего не поделаешь: такова жизнь, о которой ему рассказывал с детства его суровый отец! Нужно изворачиваться – вот он и изворачивается. А кто не изворачивается?..