Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

В результате сложения всех этих факторов Евсевий столкнулся с весьма неприятной ситуацией. Каждый номер «Литературки» выходил с огромной карикатурой на местное православное духовенство, которая помещалась на первой полосе, и с парой-тройкой статей на тему того, что клерикалы отбирают у бедных детишек стадион. Один-два раза в месяц на радио или телевидении появлялся Александров, упрекавший епархию в нежелании вести конструктивный диалог и по многу раз повторявший фразу «светское государство», а иногда даже говоривший: «Доколе?!» Что же до губернатора и его окружения, то официально они поддерживали идею строительства кафедрального собора, а Гимазисламов даже стал председателем попечительского совета новоучрежденного фонда, который должен был собирать деньги на эту стройку. Однако официальная поддержка и поддержка фактическая – это очень разные вещи, и Евсевий это прекрасно понимал. Само собой, когда на федеральном уровне началось сближение Кремля и Патриархии, Гимазисламов не мог просто взять и захлопнуть дверь у самого архиерейского лица. Так или иначе, а сотрудничать с епархией он был обречен. Но также было ясно, что к мнению своего старого учителя – Александрова – он склонен прислушиваться. Такую же склонность имели и многие люди из его окружения. Внутренне они скорее были против наметившегося большого строительства, чем за.

А это уже было чревато серьезными проблемами. Евсевий, конечно, в первую очередь рассчитывал на финансовую помощь благотворителей из других регионов, а также от некоторых структур и организаций федерального уровня (например, от железнодорожников). Но собрать деньги на новый собор без помощи областной власти и местного бизнеса нереально. А значит, нужно как-то налаживать не просто нейтральные, но хотя бы минимально доброжелательные отношения.

Поэтому упрямство Шинкаренко чем дальше, тем больше раздражало архиерея.

* * *

Пятого ноября, в половине первого, Александр Сергеевич Шинкаренко, как и всегда, распахнул дверь в трапезную. Он почти всегда приходил в это время пообедать, и теперь, по обыкновению, направился к отдельно стоящему столу. Стол это был особый: за ним вкушали пищу священники, а также Сергеич – как особо доверенный и привилегированный мирянин.

– Здравствуйте, Александр Сергеич! – поприветствовал главреда «Православного Мангазейска» Федя, копошившийся вокруг какой-то огромной пачки у печи.

– Здравствуйте, – доброжелательно и чуть иронично ответил Шинкаренко. Настроение у него было благодушное. На четвертое ноября, на Казанскую, архиерей запланировал большую службу с последующим крестным ходом по улицам города. По этой причине очередной номер «Православного Мангазейска» с подборкой тематических материалов по истории праздника нужно было сделать именно к этой дате. Как всегда, Шинкаренко оттягивал начало работы до самого последнего момента, заверстывал номер в ночь с третьего на четвертое, долго и занудно договаривался с типографскими работниками о том, чтобы напечатали побыстрее, и в конце концов договорился. Потом, в восемь утра четвертого числа, опухший от безсонницы и выпитого в часы ночной работы пива, доставил свежеотпечатанные пачки «Православного Мангазейска» в епархию и отправился домой – спать. (Право на неофициальный выходной день после сдачи номера также было одной из его привилегий.)

Пятого числа он, как всегда, с утра пришел на работу. Благочинный с Натальей Юрьевной уехали куда-то по делам, архиерея тоже на месте не было. Никакой особой работы не имелось, по причине чего Александр Сергеевич до половины первого читал новости на разных сайтах в инете, а потом отправился обедать.

– Счас-счас! – торопливо ответил Федя, уловив своей сутулой спиной, обернутой в синий рабочий халат, вопросительный взгляд Шинкаренко.

– Стой! – вдруг коротко сказал Сергеич. – Что это там у тебя?

– Это? Это газета, – ответил Федя.

– Какая газета?

– Наша газета… Последний номер. Владыка благословил сжечь…

Шинкаренко поднялся из-за стола и с ничего не выражающим лицом, походкой каменного гостя, подошел к печке. Там действительно лежало несколько неразрезанных типографских пачек «Православного Мангазейска» и одна вскрытая, которую Федя старательно пропихивал в печные недра.

– Владыка-а благословил! – снова, уже с надрывом, повторил Федя. Заметив, что его визави начал входить в образ юродивого, Шинкаренко молча вернулся за стол и, не говоря ни слова, отобедал. Потом вышел на крыльцо и закурил сигарету. Происходящее ему не нравилось совершенно. Дело было даже не в ночных трудах, переговорах с типографией и утренней беготне с газетными пачками. Хотя это, конечно, тоже было неприятно… Но, в конце концов, это его работа. Проблема заключалась в другом. Этот номер был уже вторым за последние три недели, который архиерей распорядился отправить в печь. И причина для этого могла быть только одна: очередной выпуск газеты опять показался Евсевию политически неблагонадежным.