Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

С другой стороны, епархии требовалась не солярка и бензин, а деньги. Именно они были нужны для продолжения строительства кафедрального собора. А как их получить иначе? Строго говоря, то, что пограничники безплатно передают епархии солярку, тоже выглядело довольно сомнительно. Ведь они – не частная лавочка и жертвовать свое имущество Церкви по закону не имеют права. Если эта информация попадет в местную прессу, особенно тому же Козлобесову, шуму будет много… Поэтому епархия не может самостоятельно, честно и открыто продавать эту солярку. Да даже если бы могла – у скольких людей вызвал бы смущение тот факт, что православное духовенство занимается такими коммерческими операциями? Очевидно, что у многих. Словом, превращать пожертвованные солярку и бензин в деньги легче всего тем способом, который предложил отец Кассиан. В конце концов, если набьют себе карманы на этом деле генерал и еще пара каких-нибудь полковников – так это их грех. И их ответственность.

– Что ж, делай, – задумчиво сказал Евсевий.

– Благословите!

– Только вот что, – наставительно добавил архиерей. – Все деньги, какие с этого получим – сразу же в епархиальную кассу. Оформите как пожертвования. Ну или еще как – разберетесь!..

– Благословите! – снова отчеканил отец Кассиан.

И вот уже два раза благочинный заносил в бухгалтерию пухлые конверты с наличностью. Которая, надо сказать, очень пригодилась при очередном пожарном погашении долгов. А теперь вот пришел комендант и говорит, что помимо этих пухлых конвертов было кое-что еще, чем благочинный делиться не захотел.

– О как! – сказал Евсевий в ответ на донесение Шаблыкова.

– Я сразу не поверил, – ободренный вниманием архиерея, продолжил комендант. – Ну, то есть не то что не поверил… Но решил, так сказать, объективно. Из разных, значит, источников. Поэтому сегодня вот поспрашивал знакомых в Свято-Иннокентьевском храме, кто с Лидией Марковной общается, и они подтверждают. Так точно, говорят. Имеется черная касса. Отец Кассиан ее у себя в келье хранит. В сейфе.

Надо сказать, что Шаблыков с первых же дней своего водворения в Епархиальном управлении успел обзавестись многочисленным знакомствами, в основном – среди приходских обитательниц женского полу в диапазоне сорок пять – пятьдесят лет, которым импонировал его армейский стиль. А поскольку именно эта категория прихожанок и приходских работниц лучше всех знает все сплетни и слухи, то они превратились в нечто вроде агентурной сети, с которой комендант регулярно снимал информацию.

– Говоришь, в сейфе… – задумчиво произнес Евсевий. Что ж, выходило вполне логично. Если бы черная касса находилась в помещении кассы приходской или где бы то ни было еще, то она могла случайно обнаружиться, причем весьма быстро. А келья – это частное пространство, куда никому, кроме отца Кассиана, хода нет. Разумнее всего держать там.

Архиерей сам не заметил, как его накрыла волна возмущения. «Зарвался отец Кассиан! Совсем зарвался! – проносилось у него в мозгу. – Значит, с остального духовенства последнюю копейку выжимает, священники у нас, чего доброго, скоро голодать начнут, перед Патриархией мы в долгах – все ради собора! А для себя заначку решил сделать! Ну, если это так, я ему не спущу!..»

Этим утром у Преосвященного был отец Николай, немолодой уже, седоватый священник. Рукоположили его еще в самом начале архиерейства Владыки Евграфа. Служил он исправно, но карьера его как-то не складывалась: все время он служил на отдаленных, бедных приходах. Но тем не менее продолжал тянуть священническую лямку, не просясь за штат и тем более самовольно не оставляя своего служения (а такое, увы, бывало не так уж редко). Вместе с ним эту лямку тянула и его жена – матушка Вера, мать его троих детей. Двое старших ходили в школу, а младший появился на свет менее года назад. По натуре своей отец Николай был очень тихим, скромным человеком, он не имел привычки жаловаться или тем паче чего-то требовать. И, видимо, очень серьезные причины были у него для того, чтобы, придя к архиерею, начать выпрашивать прибавку к жалованью.

– Владыка святый, добавьте хоть немножко! Чуть-чуть! – своим тихим, высоким голосом, оттого слегка походившим на какой-то мышиный писк, канючил он.

– Отец Николай! – постарался урезонить его архиерей. – Все понимаю. Всем сейчас тяжело. Такое время! Мы, сам знаешь, сейчас кафедральный собор строим. Не то что каждую копеечку – каждый рубль туда идет! Ты не думай, я тут не для себя какие хоромы или еще там… мерседесы покупаю.

– Ваше Преосвященство! – продолжал отец Николай. – Совсем тяжело! Раньше хоть с треб немного кормились, а теперь ведь, после отчислений в епархию, почти ничего не остается. Только за свет в храме заплатить! Владыка святый, прибавьте окладу ну хоть чуточку!..