Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

Чтобы быстрее добраться до Хостонора, Евсевий решил воспользоваться услугами местной авиации. Поездка на машине имела свои преимущества – можно было бы, например, захватить еще одного иподиакона, что архиерейской службе совсем не лишне, да и всю необходимую утварь так перевозить проще. Но на автомобиле от Мангазейска до Хостонора пришлось бы ехать никак не менее суток. А главное, если в Кыгыл-Мэхэ или в сторону Владивостока шла федеральная трасса, которая была худо-бедно обустроена, то на север пришлось бы пробираться дорогами классом сильно пониже, где асфальт встречался далеко не всегда. А если прибавить к этому проблемы, которые могли возникнуть на паромных переправах, и прочий экстрим, то вполне реальной становилась возможность застрять где-нибудь в пути, и застрять весьма обстоятельно. А времени не было. Через неделю в Хостонорском районе должны были состояться выборы. И потому именно сейчас официальное вручение церковного ордена Котлярскому было очень и очень кстати – для Котлярского. С одной стороны, получалась внушительная демонстрация поддержки Церковью глубокоуважаемого Леонида Артуровича. И хотя население в Хостонорском районе религиозностью совсем не отличалось, но некое почтение к Православной Церкви испытывало. А значит, это добавит голоса кандидатам, которых двигал Котлярский. С другой стороны, награждали его за постройку нового храма и оказание помощи Мангазейской епархии, так что никакой политики в этом не было – и зацепиться журналистам и прочим злопыхателям не за что. (По крайней мере формально.)

Таким способом Евсевий рассчитывал приглушить тот негатив, который образовался во взаимоотношениях «Хостонорзолото» и епархии после отказа отца Святослава поучаствовать в предвыборной агитации. Поскольку самолеты на север летали не ежедневно, то отправляться архиерей решил на следующий же день после летней Казанской. В противном случае пришлось бы ждать три дня, а сейчас этих лишних трех дней не было. В самый день выборов или сразу после них церковный орден для Котлярского превратится из дополнительного агитационного инструмента в значок, от которого никакого проку не будет. Поэтому надо было торопиться.

Чтобы в Хостоноре все прошло солидно, Евсевий решил захватить с собой и диакона, отца Алексия Сормова. Смотрелся он внушительно, голос имел хороший, хотя и не идеально поставленный, и с ним архиерейское богослужение будет выглядеть куда лучше. Наверняка придет народу больше, чем обычно, да и сам Котлярский наконец-то на службу заглянет (не сможет не заглянуть, ибо по окончании службы ему и будет вручаться орденский знак). Будут там и журналисты, и даже телевидение. Так что все должно выглядеть максимально благопристойно и красиво.

Отца Алексия эта поездка, однако, не обрадовала.

– Владыка, простите! – сказал он архиерею, узнав о командировке. – У меня у сына через пять дней день рождения! Шестнадцать лет исполняется, сами понимаете, я такой день пропустить не могу…

Воцерковление Алексея Алексеевича Сормова – нынешнего отца Алексия, завершившееся диаконской хиротонией, происходило очень стремительно и его собственной семьи почти не коснулось. Его жена оставалась, как и множество других постсоветских россиян, «верующей в душе», а сын и вовсе был агностиком, не проявляющим никакого интереса к религии. Меж тем образ жизни отца Алексия очень сильно изменился, и это, как и почти всегда в подобных случаях, скверно сказалось на психологической атмосфере в семье. Когда он, еще будучи мирянином, стал регулярно молиться утром и вечером, его жена восприняла это с тревогой («не с ума ли сходит?»), а сын-подросток – с презрительным скепсисом («начались на старости лет пляски с бубнами»). Еще более болезненным пунктом стало соблюдение главой семьи постов, которые ни его супруга, ни единственное чадо блюсти никак не желали. В итоге еда готовилась в двух разных кастрюлях, что жену, этими кастрюлями оперировавшую, никак не радовало. Попытки отца Алексия приобщить своих домашних к вере встречались ими в штыки, что, в общем-то, было и неудивительно. Слишком уж быстро изменился сам Алексей Алексеевич, слишком уж быстрым стал его переход от едва ли не фанатичного коммунизма (неизбежно сопряженного с атеизмом) к православию. Если бы Сормов остался мирянином, переход этот удалось бы как-то сгладить и смягчить. Но он стал священнослужителем, и послабления, допустимые для мирян, для него оказались невозможны. Молитвенное правило стало еще длиннее, а кроме того, почти все свое время он теперь посвящал Церкви. Священнослужителей по-прежнему не хватало, а архиерей меж тем все больше удлинял службы и все чаще проводил торжественные богослужения. Потому немудрено, что невоцерковленные жена и сын, видевшие своего мужа и отца гораздо реже, чем раньше, и притом видевшие его все больше склонившимся над собственным служебником, все чаще и все жестче высказывали свое недовольство.